Майкл Льюис

традиционную веру Уолл-стрит, что в один прекрасный день в мире останутся несколько

действительно глобальных инвестиционных банков, а проигравшие разойдутся по домам - играть

в песочнице. Эти несколько глобальных банков сформируют олигополию, которая сможет

поднять цену на услуги по привлечению капитала, что и обеспечит им вечное процветание.

Среди первых кандидатов в этот глобальный клуб постоянно называли японский

инвестиционный банк Nomura, американский коммерческий банк Citicorp и американские

инвестиционные банки First Boston, Goldman Sachs и Salomon Brothers. А европейские банки?

Боюсь, мы даже не знали их названий.

Токио был бесспорным местом для нашей быстрой экспансии, потому что значительное

положительное сальдо торгового баланса закачивало в страну массу долларов, которые нужно

было или продавать, или инвестировать. Японцы были арабами 1980-х годов. Но поскольку

американские фирмы никто особо не приглашал в высшие финансовые круги Японии, а

тамошнее финансовое регулирование было крайне запутанным и сложным, японские

представительства уолл-стритовских фирм были небольшими и пробными.

При этом разворачиванию операций в Европе вроде бы ничто не мешало. Финансовое

регулирование было необременительным. А в культурном отношении Европа казалась

уроженцам Нью-Йорка более близкой, чем Япония. Когда малый из Бруклина высаживался в

лондонском аэропорте Хитроу, его окружала английская речь. Когда он приходил в ресторан

дорогого отеля (самыми популярными были «Кларидж» и «Беркли»), его не потчевали сырой

рыбой (в Salomon любили рассказывать историю про одного из американских директоров, который поджаривал суши на костерке, разведенном в пепельнице). Его кормили блюдами, очень похожими на привычную ему американскую еду. Такому человеку легко было воображать

себе, что Европа сильно похожа на Нью-Йорк, потому что за две тысячи долларов в день так оно

и было. Вот так Лондон стал ключевым звеном в этом походе за мировым господством. Время по

Гринвичу, история, язык, политическая стабильность, большой спрос на доллары и роскошные

магазины (последнее никак не стоит недооценивать) - все это делало Лондон центральным

звеном в планах всех американских инвестиционных банков. И глобальные притязания Salomon Brothers также привели ее в Лондон.

Я был начинающим продавцом, одним из двенадцати выпускников нашего учебного

потока, которых бизнес-классом прислали в Лондон. Когда я начинал, наши помещения занимали

два небольших кольцеобразных этажа здания в Сити, принадлежавшего Morgan Guaranty.

Вообще-то для торговли нужен просторный ангар, в котором каждого видно и с каждым можно

перекрикиваться. А наши помещения напоминали бублик - слишком много лифтов и лестниц в

середине. Торговая площадка размещалась по периметру вокруг этого ядра. Если бы его

вытянуть в длину, получился бы сарай метров на пятьдесят, а так сидя ты мог видеть только

небольшой сегмент этого пространства. К тому же там было очень тесно. Мы сидели буквально

впритирку. Каждый знал, что делают соседи и все остальные. Было очень шумно и, если не

считать открыточного вида из окна - Темза и купола собора Св. Павла, - довольно противно.

Двенадцать торговых групп лондонского отделения были простым продолжением

операций материнской компании в Нью-Йорке. Одна группа занималась продажей

корпоративных облигаций, другая - ипотечных, третья - правительственных, четвертая - акций

американских компаний и т. п. Мне мою специализацию выбрали еще в ходе обучения. Человека, к которому меня прикрепили - к лучшему или к худшему, к деньгам или к долгам, - звали Дик

Лихи. Он возглавлял отдел продаж опционов и фьючерсов на облигации - капризное порождение

отдела правительственных облигаций. Вот так я стал природным, так сказать, членом семьи

Штрауса.

Лихи и его правая рука, милая Лесли Христиан, официально взяли меня к себе в

последние дни учебной программы за сандвичами с индюшкой. Это был очень удачный ланч, во-

первых, потому, что никто не хотел меня брать, кроме отдела акций, а во-вторых, они мне

понравились. В положении их гека было кое-что необычное. В отличие от большинства

менеджеров, маниакально озабоченных стремлением как можно быстрее избавиться от

ответственности, ребе Христиан и реб Лихи посоветовали мне найти любой способ зарабатывать

деньги и не слишком тревожиться о необходимости сбывать опционы и фьючерсы. Они вполне

разумно увязывали свои личные интересы с интересами фирмы в целом. Это и делало их столь

необычными. А я, работая среди специалистов, озабоченных только тем, как ублажить своих

боссов, получил своего рода генеральную лицензию на обследование любых углов и закоулков

фирмы.

В первый же мой день в Лондоне я представился лондонскому менеджеру Лихи Стю

Уиллкеру. До моего приезда его группа состояла всего из трех продавцов. Уиллкер был еще

одной моей удачей. Он не подцепил фирменную болезнь Salomon. Он жил в Лондоне уже

четвертый год, но до сих пор твердо помнил, что сам он родился в Балд-Кноб, и это действовало

освежающе. Что еще интереснее, Уиллкер, похоже, однажды окинул взглядом всю кучу писаных