Магнус Чейз и боги Асгарда. Меч Лета

Но он не был незнакомцем. Я знал его так же хорошо, как маму. Я наконец по-настоящему понял, почему мама так упорно таскала меня в походы. Каждый раз, когда мы оказывались в лесу летним днём, каждый раз, когда солнце выглядывало из-за туч, Фрейр был с нами.

Может, у меня и были причины обижаться на него, но я не обижался. После того как я потерял маму, у меня не осталось сил на брюзжание. Годы, проведённые без дома, научили меня, что нет смысла ныть по поводу того, чего тебе не досталось, чего ты заслуживаешь, что честно, а что нет. Поэтому в ту минуту я был просто счастлив.

Он осторожно положил руку мне на затылок. От него пахло костром, сосновой хвоей и сморами[93]. Неужели в Ванахейме их делают?!

Тут до меня дошло, почему я здесь очутился. Должно быть, я умер. Или, в лучшем случае, опять умираю.

Я отстранился от отца, чтобы спросить:

– Мои друзья…

– В безопасности, – заверил меня Фрейр. – Ты чуть не умер, когда исцелял берсерка, но он будет жить. И ты тоже. Ты отлично справился, Магнус.

От его похвалы мне стало неловко.

– Три валькирии погибли. И все мои друзья были на волосок от смерти. А я только связал Волка и отправил Сурта обратно в Муспельхейм, да и то всю работу сделал за меня Джек. И на самом деле это ничего не изменило.

Фрейр рассмеялся:

– Магнус, ты изменил всё! Ты держишь меч в своих руках, и от тебя зависит, как сложится судьба Девяти миров. Что же до гибели валькирий – они пожертвовали собой по доброй воле. Не принижай их подвиг, виня во всём себя. Ты не можешь предотвратить все смерти, как я не могу помешать наступлению осени… или избежать собственной участи, когда начнётся Рагнарёк.

– Твоей участи… – Я схватился за кулон, который уже снова висел у меня на шее. – Твой меч у меня. Ты можешь…

Фрейр покачал головой:

– Нет, сын. Как и говорила твоя тётя Фрейя, я уже никогда не смогу владеть Мечом Лета. Хочешь убедиться – спроси его самого.

Я потянул за кулон. Джек снова стал собой и немедленно разразился таким потоком ругательств, что я не решусь повторить.

– И вот ещё что! – вопил он. – Отдать меня ради того, чтобы жениться на великанше! Что это было вообще, чувак?! Сначала мечи, а потом уж «горько» кричи – понимаешь, о чём я?

Фрей печально улыбнулся:

– Здравствуй, старый друг.

– А, так мы снова друзья?! – возмутился Джек. – Не-а. Ничего подобного. Между нами всё кончено. – Он помолчал. – Хотя твой сын ничего. Он мне нравится. Главное, чтобы и он не попытался выменять меня на руку какой-нибудь великанши.

– Этого я точно не планирую, – пообещал я.

– Вот и отлично. Но что касается твоего противного папашки, этого изменного коварщика…

Я пожелал, чтобы меч снова превратился в кулон:

– Коварщика?

Фрейр пожал плечами:

– Я сделал свой выбор очень давно. Отказался от меча ради любви.

– Но когда настанет Рагнарёк, ты умрёшь, потому что у тебя больше нет меча.

Он поднял олений рог:

– Я буду сражаться этим.

– Рогом?

– Знать свою судьбу – одно. Смириться с ней – другое. Я исполню свой долг. Этим рогом я сражу множество врагов, в том числе Бели, одного из их военачальников. Но ты прав. Даже если я убью их всех – я не смогу одолеть Сурта. В конце концов, я умру.

– Как ты можешь так спокойно говорить об этом?!

– Магнус… Даже боги не вечны. Я не трачу силы на то, чтобы препятствовать смене времён года, а стараюсь, чтобы месяцы, отведённые мне, были как можно более плодородными и изобильными, полными радости. – Он коснулся моего лица. – Но ты уже и сам это понял. Ни один потомок Одина, или Тора, или даже благородного Тюра не смог бы устоять перед посулами Хели, перед сладкими речами Локи. Только сын Фрейра, владеющий Мечом Лета, мог принять свершившееся, как принял ты.

– Принять то… что мама…

– Да. – Фрейр взял что-то со своего трона и вложил мне в руки. Это оказался запечатанный керамический горшочек размером с сердце. – Ты знаешь, чего бы она хотела?

Я не мог говорить. Просто кивнул, надеясь, что Фрейр по моему лицу поймёт, как я ему благодарен.

– Ты, мой сын, дашь надежду Девяти мирам. Знаешь, что такое «индейское лето»? Вот и ты будешь для нас таким временем – последним глотком тепла, света и роста перед долгой зимой, которую принесёт Рагнарёк.

– Только… – Я прокашлялся. – Только не надо на меня давить.

Фрейр сверкнул белозубой улыбкой:

– Конечно. Ещё столько всего нужно сделать. Асы и ваны разбросаны по Вселенной. Локи набирает силу. Даже связанный, он стравливает нас друг с другом, отвлекает от главного. Я виноват, потому что тоже позволил отвлечь себя. Слишком долго я не был в мире людей. Только твоя мать сумела… – Он умолк и посмотрел на горшочек в моих руках. – Я столько говорил о том, что нужно отпустить прошлое, а сам… – Он сочувственно улыбнулся мне. – Она была по-настоящему живой. Она бы тобой гордилась.

– Папа… – Я не знал, что ещё сказать. Может, попробовать снова произнести это слово? Раньше оно мне не особенно требовалось. – Не знаю, справлюсь ли я.

Он достал из кармана фланелевой рубашки помятый клочок бумаги – листовку «ПРОПАЛ ЧЕЛОВЕК», какие раздавали Аннабет с её отцом в день моей гибели, – и протянул мне: