Магниты

Наверное, другая Яна – та, из параллельной вселенной – подошла бы к нему и сказала что-то вроде «Даже после самой страшной ночи приходит день» или еще какую-нибудь пафосную, но очень нужную в такие моменты чушь, которую могут сказать музыканты. Как ей год назад сказал старичок на Арбате: «Если ты слышишь музыку, значит, ты слышишь вечность». Реальная Яна остановилась у машины Романа, глядя на блики света от фонаря, собравшиеся в каплях на крыше. Реальная Яна не умела говорить пафосные вещи и не верила в то, что дружбу не покупают, как и любовь. И в Романа, присевшего на корточки рядом с Димой, она не верила. В тревогу на его лице, в то, как он неловко обводит рукой парковку, о чем-то тихо говоря не реагирующему на него Волкову.

Сигнализация машины пикнула, заставив Яну вздрогнуть.

– Садитесь вперед, – сказала ей подошедшая Маша. – Я с Димкой сзади сяду.

Яна кивнула и забралась в холодный салон. Маша села на водительское сиденье и, вставив ключи в замок зажигания, вдруг повернулась к Яне:

– А ключи просто повернуть или что-то еще нужно?

– Ногу на тормоз. Левая педаль, – на автомате ответила Яна, мечтая исчезнуть из этой машины, с этой парковки и даже немножко – с этой планеты. Оказаться в той параллельной вселенной, где можно говорить пафосную чушь, когда она просится, жжет в груди и на языке.

Машина завелась. Из кондиционера начало дуть холодным воздухом, и продрогшая Яна поплотнее запахнула куртку. Маша выбралась из машины и направилась к ребятам, а Яна зажмурилась изо всех сил. Оказывается, она не умела разрушать и… не хотела этого делать.

Спустя пару минут Дима и Маша устроились на заднем сиденье. Роман сел за руль и, потыкав в настройки кондиционера, обратился к Яне:

– Пристегнитесь, пожалуйста.

Его голос прозвучал до того неуместно ровно, что Яна посмотрела на него в недоумении. Он теперешний и тот, который сидел на корточках рядом с Димой, были двумя разными людьми.

Пристегиваясь, Яна бросила взгляд назад и тут же отвернулась. Дима, бледный и взъерошенный, смотрел прямо перед собой и монотонно кивал в ответ на шепот Маши. Неужели это из-за одного буклета?

Успокаивающую мысль о том, что он просто псих и триггернуть его могло что угодно, Яна отмела, хоть та ей и нравилась. Дело ведь было не в случайности. Дело было в том, что ее мать точно знала, как выбить Диму Волкова из колеи. И осознание этого испугало Яну до смерти.

Роман молча вел машину, ни разу даже не проверив, как дела на заднем сиденье. Глядя на это, Яна вдруг задумалась: а точно ли Маша его девушка? Может, она неправильно поняла? Размышлять о неуместном спокойствии Крестовского было лучше, чем вспоминать случившееся. Потому что у Яны ведь был выбор. Как тогда с членом жюри. Она ведь успела взвесить все за и против. Она сама приняла решение подсунуть Диме буклет.

Вскоре Яна почувствовала, что ее неудержимо трясет, хотя в машине было довольно тепло. Желудок то сжимался, то подскакивал к горлу, и она не могла понять, то ли ее укачало, то ли так проявлялся шок. Наконец она попросила остановить машину, испугавшись, что ее стошнит прямо здесь.

На воздухе стало чуть легче. Во всяком случае, в голове прояснилось. Правда, дрожь усилилась до такой степени, что от попыток ее сдержать плечи едва не сводило судорогой. Неожиданно рядом с ней возник Роман и спросил, всё ли в порядке.

«В порядке?!» – захотелось закричать ей. Он правда считает, что хоть что-то может быть в порядке?

Яна из параллельной вселенной так бы и сделала. Настоящая Яна спросила, понравилось ли ему на заводе.

Вопрос был совершенно нелепым.

– Масштабно… – так же нелепо и неуместно ответил Роман, и было видно, что мыслями он далек от производственных вопросов.

Как и от Яны. Может быть, у него тоже есть параллельная вселенная, в которую он иногда прячется? От этого глупого предположения стало чуть легче.

Ей очень захотелось, чтобы Роман что-то сказал, как-то отвлек ее, успокоил. Да, он не его отец, но сегодня Яне показалось, что он тоже может быть настоящим. Роман будто это почувствовал, повернулся к ней и окинул ее взглядом с ног до головы.

– Мы вас ждем, – произнес он наконец. – Я постараюсь ехать аккуратнее.

В его тоне не было ничего, кроме убийственной вежливости. Ни капли сочувствия или участия.