Магл

— Сделаем похожим! И завтра шрам закрась, чтобы не видели!

— Зачем?

— Очкарик, ты тупой? Да у тебя на лбу написано, что ты Гарри Поттер, а не Гарольд Дурсль! Замажь его!

С этими словами я выставил его из комнаты и повалился на кровать. Сон не шёл. Значит, вот оно что! Стихийная магия Гарри вырывалась. Но почему никто не проконтролировал и не помог им? Всплески магии должны были зафиксировать! А ещё старуха Фигг. Дамблдор специально обрёк пацана на тяжёлое детство, или я чего-то не понимаю? Вариантов тут два:

Первый. Местный Гендальф всё знает и специально решил сделать трудной жизнь Поттера. Старуха Фигг регулярно ему отчитывалась, что мальчик закаляется в горниле страданий.

Второй, на мой взгляд, более реальный. Старый пентюх действительно не в курсе, как тяжело с ребенком и сколько денег на это уходит. Спихнул к родственникам — пусть заботятся, остальное не его проблема. А кошатница сквиб и, скорее всего, обижена на весь волшебный мир, поэтому она молчит об увиденном. Насколько помню из канона, к сквибам пренебрежительное отношение. Уизли не говорили о своеём родственнике без магии, который работал бухгалтером. Нет ничего страшнее обиженной женщины! Она говорит, что мальчик у родственников живёт, его воспитывают, одевают, он ходит в школу. А то, что он пашет как папа Карло, спит в чулане и у него всплески магии — это уже детали. В обоих случаях всплывает старуха. А на доме какая-то сеть из чар, раз всплески магии нигде не фиксированы и друзья Поттеров не объявились.

С этими мыслями я уснул.

Глава 8. Гайд-парк

— «Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой.

Выходила на берег Катюша,

На высокий берег на крутой.»

Старательно выводил я перед седым мужчиной в костюме-тройке.

— Неплохо-неплохо, но акцент, конечно, страшный. Вы понимаете, о чем поете?

— Да.

— А теперь, молодой человек, прошу спеть что-то на английском.

Фальшиво! Но мистер Джаген, преподаватель в музыкальной школе, терпеливо выслушал мои вопли.

— Молодой человек, а теперь я вам проиграю весь звукоряд, вы послушаете, отвернётесь, а я нажму несколько клавиш на пианино. Ваша задача: сказать мне, что я нажал.

— Хорошо, давайте начнём.

Из пяти нот и пяти аккордов, я смог сказать пять нот и один аккорд.

— Хм, молодой человек, вы играть умеете?

— На гитаре пробовал, немного на фортепиано.

— Вот вам фортепиано, а на стене гитара. Вы знаете, что такое «до мажор»?

— Да, мистер Джаген.

— Сыграйте мне в две октавы на фортепиано и в одну на гитаре.

Всё, приплыли. Ненавижу гаммы. Но играть придется. На гитаре сыграл довольно сносно, а на фортепиано хреново — ошибки три точно сделал. Гамма — это вам не пьеса. Тут надо делать всё по правилам — определенная постановка руки и пальцев, смотреть на клавиши и струны нежелательно. Ненавижу! Но — надо.

— Молодой человек, пригласите своего младшего брата.

— Он не поступает.

— И всё же пригласите.

Я прошёл к двери и позвал Гарри. Тот робко вошёл в кабинет. Мистер Джаген повторил тест с нотами и аккордами. Поттер назвал все. Ого! В тихом омуте черти водятся, и глаза у них зелёные!

— Спасибо, молодые люди, пригласите вашу маму.

Мы вышли, а Петунья зашла в кабинет. Походу, данное музыкальное заведение нам не светит. А всё так хорошо начиналось.

* * *

Утро прошло спокойно, и в семь часов — умытые, причёсанные и одетые в джинсовые костюмы — со всем семейством мы садились в машину. Гарри замазал шрам, открыл лоб и вуаля — нет Гарри, есть Гарольд! Мы смотрелись довольно мило. Я светловолосый крепыш в костюмчике синего цвета и кедах. Гарри в точно таком же, только чёрном (ну слегка зелёным отдавал) костюме, в чёрных кедах, чёрной прямоугольной оправе с серыми стеклами. Кофты одинакового фасона (у меня чёрная, у него ярко-зелёная) под куртками подчёркивали то, что мы родственники. Гарри был на голову ниже меня и смотрелся шестилеткой. Он немного поправился, но всё же был худым. Я же скинул вес, но щеки ещё вываливались, хотя смотрелся довольно мило.

В девять мы с Петуньей и кузеном стояли у входа в консерваторию. Человек на входе, что-то типа вахтёра, проводил нас вглубь здания, где располагались детские классы. Передав нас с рук на руки светловолосой пухлой женщине, он отбыл восвояси.

— Подождите немного, мистер Джаген закончит занятие и вас примет, — сказала женщина и кивком головы показала на стулья вдоль стены.

Стены в коридоре были лаймового цвета, на них развешены детские рисунки и муляжи инструментов. Через десять минут из ближайшей аудитории выпорхнула стайка детей в возрасте пяти-шести лет. За ними вышел полноватый седой мужчина с бородкой и залысиной, на носу у него были очки.

— Мистер Дурсль? — обратился он ко мне. — Проходите.