Магия лжецов

– О-о, – выдохнул Рахул, снова взял у меня листок и с восторгом ребенка, получившего новую игрушечную фигурку, принялся разглядывать его, – держу пари, они взялись за объемное складывание фигур, потому что еще не умеют делать наполненный воздухом клапан! Боже мой, вы помните, сколько усилий требуется, чтобы его удержать? Но если они не умеют делать воздушный клапан или, по крайней мере, основную сохраняющую иллюзию, то почему-то решили, что единственный способ… – Внезапно он замолчал и покачал головой. – Хотя, конечно же, ваша сестра может рассказать вам об объемном складывании фигур гораздо больше, чем я. Мне не стоит заниматься домыслами. Простите. Бывает, меня чересчур заносит в разговорах о теоретической магии. Я очень увлекающийся человек.

Я сделала себе мысленную пометку – объемное складывание фигур и, боже мой, он умен, – и только потом до меня дошли остальные его слова.

– Ах да, точно. Табита расскажет мне. Обязательно. – На ее имени у меня слегка перехватило дыхание. Какой бы версией себя я ни притворялась, мне еще предстояло разбираться с сестрой.

Рахул ничего на это не сказал. Он просто ждал, пока я объясню, почему не могу произнести имя сестры, не поперхнувшись. Вот только я не знала, что тут сказать.

Поэтому начала собирать звезды. Рахул помедлил пару секунд, а после, наклонившись, тоже стал мне помогать.

В общей сложности мы насчитали семьдесят три штуки. Все они выглядели в точности как оставленное для меня предупреждение и брошенная в библиотеке записка. Пухлые семиконечные фигуры без точных граней.

– А-ах, – протянул Рахул, вертя в руках одну из звезд. – Обожаю эти штуки.

– О чем вы? – спросила я, безуспешно пытаясь удержать охапку бумажных записок. Плюнув на это дело, я расстелила на полу свой новенький пиджак и нехотя начала складывать в него звезды.

– Дело в том, что каждый класс придумывает свою версию фигур. Им всем кажется, будто они разрабатывают что-то новое, но каждый год происходит одно и то же: сначала кто-то изобретает заклинание для складывания записок и передает ее тому, кому она предназначается, а потом распространяет его повсюду. По сути, они и есть новые. Каждый год их форма меняется. Получается своего рода переходный обряд.

– Хм, – промычала я. – И кому же принадлежат эти? Вам известно?

– Выпускникам, – ответил он. – Я нахожу эти звезды вот уже почти четыре года. Учащиеся третьего курса складывают кроликов, второкурсники – парусники. А первый курс – нечто, похожее, мне кажется, на Покемона.

– И все равно я не понимаю, почему они просто не отправляют друг другу сообщения? – недоумевала я, пока мы складывали в мой пиджак последние звезды. Обернув их в ткань, я связала рукава вместе, так что получился кулек размером с пляжный мяч.

Рахул пожал плечами.

– Большинство так и делает, когда примерно в середине первого учебного года эффект новизны от заклинания пропадает. Потом уже только безнадежные романтики шлют подобным образом любовные записки, кто-то подбрасывает в шкафчики письма с угрозами или просто пошлые картинки. – Он помолчал. – Слушайте, а можно попросить у вас визитку? Мне кажется, в прошлый раз вы мне ее не давали.

Я сложила на полу свою кучу записок, присела на корточки и, порывшись в сумке, нашла наименее мятую карточку.

– Держите. Там есть мой номер телефона – это лучший способ связаться со мной. Пошлые картинки, говорите? – спросила я, протягивая ему визитку, хотя уже прекрасно понимала, о чем шла речь.

– Ага. Обычно это, ну вы понимаете, члены. – Когда он развел руки на ширину около двух футов, я рассмеялась. – У этих детей члены бывают практически всегда. А еще попадаются детализированные скетчи какой-нибудь привлекательной учительницы без рубашки. – Тут он подмигнул мне.

Не успела я опомниться, как слова сами сорвались с моих губ:

– Вы заигрываете со мной? – Я не узнала свой собственный голос, в нем отчетливо слышалось неприкрытое приглашение. Какую бы Айви я ни строила из себя, она явно была смелее.

Рахул выпрямился и, закусив губу, ухмыльнулся. Я вдруг с легкостью представила себе некоторые из этих пошлых картинок, пока поднималась на ноги, прижимая к груди пачку тайных записок.

– Хм. Да, вполне может быть, – ответил он. С этими словами Рахул развернулся на каблуках, сунул руки в карманы и, подтянув плечи к ушам, зашагал по коридору. Уже на выходе из двери он споткнулся, а когда восстановил равновесие, все шкафчики на миг засветились другим оттенком. Я не сразу узнала цвет. Коричневый – цвет моих глаз.

Табита уже ушла домой, когда я добралась до ее класса. Запертая дверь стала словно отсрочкой, данной мне вселенной: у меня есть еще один день, прежде чем мы поговорим об ее отношениях с Сильвией. Еще один день, прежде чем я буду вынуждена спросить, знает ли она что-нибудь о смерти своей девушки.