Мадам Мидас

Пока Гастон быстро ехал в город, мысли его были какими угодно, только не приятными. Не то чтобы он думал о Китти. Недавнюю сцену француз счел всего лишь взрывом истерической страсти и даже не помышлял, что девушка решится на какой-нибудь серьезный шаг. Он полностью о ней забыл, едва покинув дом, и теперь, полулежа в кебе, курил одну из своих вечных сигарет и размышлял о положении, в котором оказался.

У Ванделупа было очень туго с деньгами, и он не знал, куда обратиться, чтобы пополнить карманы. Его удача в картах была столь велика, что даже среди «Холостяков», привыкших терять большие суммы, начали поговаривать, что мистер Ванделуп слишком уж умен. А поскольку сей молодой джентльмен не желал терять свою популярность, он полностью бросил играть. Это прекратило все пересуды, но лишило француза возможности добывать деньги при помощи карт. До тех пор пока Мадам Мидас не появится в городе, Гастон не видел способов продолжать свой прежний образ жизни.

Но, поскольку молодой джентльмен никогда не отказывал себе ни в чем, пока у него имелись хоть какие-то деньги, он велел кебмену ехать к Патону, флористу на Сванстон-стрит, и приобрел там изящный букетик цветов, чтобы вставить его в петлицу. Оттуда Ванделуп отправился в свой клуб, где нашел нескольких молодых людей, в том числе мистера Барти Джарпера, собиравшихся в «Театр Принцесс»[46] на постановку «Микадо».

Когда появился Ванделуп, Барти ринулся к нему и начал шумно настаивать, чтобы француз обязательно поехал с ними. Все галдели, все были навеселе, и Гастон, не желая появляться в театре в такой шумной компании, нашел какую-то отговорку. Таким образом, Барти и его друзья уехали без него, и Ванделуп остался один. Он взял вечернюю газету, лениво зевая, пробежал ее глазами – и заметил то, что и раньше часто замечал.

– Послушайте, кто такой этот Меддлчип, которым полны все газеты? – спросил он у только что вошедшего высокого светловолосого человека.

– А вы не знаете? – удивленно отозвался тот. – Один из самых богатых людей, и очень щедрый.

– А, понятно! Покупает себе популярность, – холодно заметил Ванделуп. – Как же так вышло, что я никогда с ним не встречался?

– Он был то ли в Китае, то ли на Крите… или… В общем, в каком-то месте, которое начинается на «К», – неуверенно ответил молодой человек. – И вернулся в Мельбурн только на прошлой неделе. Вы наверняка рано или поздно с ним встретитесь!

– Спасибо, не очень-то я и рвусь с ним встречаться, – ответил Гастон, снова зевая. – В моих глазах деньги не компенсируют унылости их обладателей. А вы куда отправляетесь нынче ночью?

– На «Микадо», – ответил молодой человек, которого звали Беллторп. – Меня пригласил Джарпер – он взял ложу.

Ванделуп встал.

– Как же он ухитрился за все это заплатить?! Он всего лишь служащий банка и получает не слишком много.

– Мой дорогой, – сказал Беллторп, кладя ладонь на руку француза. – Где бы он ни добывал деньги, он всегда при них. И пока он платит, это не наше дело. Пойдемте, выпьем!

Гастон со смехом согласился, и они отправились в бар.

Когда джентльмены вышли из бара и стали спускаться по лестнице, Ванделуп сказал:

– У дверей меня ждет кеб. Поехали со мной, и я тоже отправлюсь в «Театр Принцесс». Джарпер просил меня поехать, да я отказался. Но мужчины же, как и женщины, имеют право передумать.

Они сели в кеб и доехали по Коллинз-стрит до театра. Отпустив кеб, Ванделуп и Беллторп поднялись по лестнице и увидели, что первый акт только что закончился и в баре полно джентльменов, среди которых выделялись Барти и его друзья. С одной стороны двери открывались на широкий каменный балкон, где сидели несколько дам, на другом балконе курили множество мужчин.

Оставив Беллторпа с Джарпером, Гастон заказал бренди с содовой и вышел на балкон покурить.

Прозвенел звонок, возвещая, что скоро поднимется занавес для второго акта; бар и балконы постепенно опустели – люди возвращались на свои зрительские места. Однако мистер Ванделуп все еще сидел и курил, время от времени попивая бренди, и размышлял над своими проблемами. Он ломал голову, прикидывая, как же ему покончить с безденежьем.

Ночь была удивительно жаркой, даже темная синева безлунного неба, усыпанного звездами, не могла принести прохлады. На балкон выходили окна нескольких театральных гардеробных, и сквозь ярко-красные шторы просвечивали горящие внутри огни. В баре, за широко распахнутой дверью, тоже как будто царила жара, даже под холодным белым сиянием электрических ламп, заключенных в большие овальные плафоны. Эти плафоны свисали гроздьями с медных подпорок, напоминая виноград под названием «дамские пальчики».

Перед Ванделупом тянулась высокая балюстрада балкона, и когда француз откинулся в кресле, он увидел белое сияние электрических ламп вверху, а потом – освещенную звездами темноту летней ночи. За древесными купами виднелась дорога, тянущаяся между деревьями, и газовые фонари вдоль нее, похожие на тусклые желтые звезды. Справа поднимались огромные здания Парламента, опутанные беспорядочной паутиной лесов, частое переплетение которых чернело на фоне неба.