М. Е. Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество

„Открытие Америки“ — излюбленный салтыковский иронический прием, который впоследствии в „Современной идиллии“ дополнится еще более ироническим „закрытием Америки“, так характерным для сатиры Салтыкова эпохи реакции восьмидесятых годов. Уже по одному этому отрывок этот можно было бы предположительно приписать Салтыкову, если бы у нас не было других, решающих доказательств. Но здесь для нас важнее само направление всех девятнадцати отрывков статьи „Характеры“, показывающее, как относился Салтыков к признанному либерализму той эпохи и к главным представителям либералов. Отношение его в это время (1860 г.) к „Русскому Вестнику“ и к „Отечественным Запискам“ поэтому как нельзя более характерно.

Еще в начале 1859 года Салтыков в письме к Анненкову из Рязани (от 2 января) разразился гневной тирадой против Каткова и его статей в „Русском Вестнике“. Ровно годом позднее, в известном нам „Скрежете зубовном“, он впервые печатно напал на „Русский Вестник“ и его влияние в провинции. „Я вам скажу по секрету, — иронически сообщал там сатирик, — что если бы не „Русский Вестник“, то решительно неизвестно, как бы мы вывернулись из наших тесных обстоятельств“. Эту целую страницу, направленную против журнала Каткова, Салтыков заключал надеждой, что когданибудь еще „Русский Вестник“ изобретет компас, окончит этим свое земное странствование и со свойственною ему скромностью произнесет: „здесь пределы человеческой мудрости, добрые сограждане!“. Ненавистные Салтыкову лозунги либералов „постепенность и неторопливость“ были беспощадно осмеяны в этом ядовитом выпаде против „Русского Вестника“.

В „Характерах“ тема эта развивается с самых разнообразных точек зрения. В первом отрывке автор сообщает, что журнал Каткова „сделался похожим на клетку, в которой некогда обитал драгоценный попугай. Ныне попугай улетел, а клетка сохранила лишь запах его“. Статью же о „Русской общине“ (статья Каткова) в этом журнале написал не иноземный попугай, а „отечественный скворец“. В третьем отрывке иронически сообщается, что журналу Каткова сочувствует „некоторый благонамеренный и желающий добра отечеству землевладелец“ (намек на то, что „Русский Вестник“ все более и более становился органом дворянской партии). Четвертый отрывок подчеркивает связь либерального откупщика Кокорева с журналом Каткова, а в пЯ-том отрывке рассказывается, что в редакции этого журнала поднят вопрос: „Благоразумно ли было с таким упорством нападать на кн. Черкасского за проект его относительно употребления „детских розог“? Решение последовало такое: неблагоразумно, но делать нечего“ (Нам приходилось уже упоминать, что либеральный кн. Черкасский в начале эпохи реформ был „по ошибке“ сторонником розги для крестьян, за что и подвергался нападкам еще более либерального Каткова, которому теперь, при новом его курсе, приходилось менять позицию). И еще в ряде отрывков ядовитые выпады Салтыкова против этого либерального журнала, начинавшего понемногу менять свой фронт.

Ошибочно было бы думать однако, что выпады эти направлены против перемены фронта, а не против самого либерализма: нет, Салтыков нападает здесь именно на основу либеральных принципов, вскрывая, что постепеновство и ограниченность либерализма часто приводят его к такому пути. Таковы же выпады Салтыкова и против другого оплота либерализма, журнала Краевского „Отечественные Записки“, издававшегося тогда под редакцией Степана Дудышкина („Стерва Дудышкин“, как называл его Салтыков в своих письмах). Таковы же стрелы Салтыкова в девЯ-том отрывке против „знаменитого нашего библиографа и гробокопателя М. Н. Лонгинова“ и — что особенно для нас интересно — против уже знакомого нам по позднейшим статьям Салтыкова, Ржевского, которыйде собирается печатать в „Русском Вестнике“ свои „новые опыты“. Такой же выпад против Ржевского мы находим и в четырнадцатом отрывке. Если иметь в виду, что эти последние выпады происходили еще за год до начала полемики Салтыкова со Ржевским, и что этот весьма незначительный публицист вряд ли заслуживал пока отдельных стрел Салтыкова, то становится очень правдоподобным предположение, что последний знал в Ржевском того самого „Проезжего“, с которым только что расправился в статье „Еще скрежет зубовный“. Статья не увидела света — и Салтыков отвел душу хотя бы в двух отрывках из „Характеров“.

Дальнейшее изучение этой статьи Салтыкова не представляет для нас интереса; в подробных комментариях можно было бы показать, что каждый отрывок расшифровывается ссылкой на явления журналистики той эпохи и, главным образом, на статьи „Русского Вестника“. Здесь для нас важнее другое: несомненный факт начала борьбы Салтыкова с либерализмом, которая достигла своего апогея через десять лет, когда Салтыков навсегда обессмертил российский либерализм кличкою „пенкоснимательства“ („Дневник провинциала в Петербурге“, 1872 г.). Не заходя пока так далеко, мы будем следить здесь за отношением Салтыкова к либерализму в этих его очерках начала шестидесятых годов, составляющих цельный „глуповский цикл“ [147].