Мендельн без колебаний принял поднесенный бесплотным созданием кубок. Едва он взял сосуд в руки, эфемерный слуга рассеялся в воздухе. Сделав глоток, Ульдиссианов брат понял: да, пожалуй, всей прелести столь изумительного напитка не передашь даже словом «нектар».
Обнаружить в напитке какое-либо зелье, способствующее сговорчивости, он не боялся: к чему ангелу столь земные, бренные трюки? Нет, главная хитрость Инария наверняка еще впереди.
– Тебя, знаешь ли, ожидала верная гибель, – без тени улыбки, сложив перед грудью ладони, сказал Пророк. – Они твердо решили прикончить твоего брата, а когда ты, дитя мое, лишил их такой возможности, ударили по тебе. И быть бы тебе сейчас мертвым… если б не я.
Невзирая на ангельскую природу Инария, полностью доверять ему младший из Диомедовых сыновей не торопился. Следовало полагать, обернуть любые факты на пользу собственным целям Инарию труда не составит, однако Мендельн благоразумно склонил голову и ответил:
– Прими же за то мою благодарность.
Пророк кивнул, одобряя этакую учтивость.
– Твоему брату отнюдь не помешало бы поучиться у тебя надлежащим манерам. Греховная гордыня приведет его только к гибели, а ведь тебе, я уверен, этого совсем не хотелось бы.
Вот теперь разговор подошел вплотную к тому, чего хочет Инарий, и Мендельн решил подыграть ангелу, потянуть время – тем более, что иного выхода пока не видел.
– Ты, Мендельн уль-Диомед, постиг суть смерти, как ни один из людей. А встал на сей неповторимый, неподражаемый путь в значительной мере благодаря влиянию моего блудного отпрыска. Тогда как подстрекать тебя к этому ему отнюдь не следовало.
Случалось, Мендельн думал в точности так же, однако назад повернуть не мог. Указанный ему путь сделался столь же неотъемлемой частью его естества, как, например, дыхание.
– Но, думается мне, дело не только в его влиянии, – продолжил ангел, и в эту минуту на его юном лице едва уловимо отразились совершенно неожиданные чувства.
Тревога. Волнение.
– Нет… кладезем знаний вам с сыном послужил некто третий. Третий… и ты знаешь, кто он.
Мендельн с трудом сдержал страх. Выходит, Инарию известно о Траг’Уле?!
Тут он внезапно встревожился, не подтвердил ли догадки Инария, вспомнив о драконе, но, как ни странно, Инарий ничего не почувствовал. Мало этого, беспокойство ангела заметно усилилось.
Вспомнив, с чего Пророк начал беседу, Мендельн сообразил: а ведь его пленитель, словно бы не заметив сомнений смертного, гадавшего, жив он, или же мертв, попросту повел разговор самым логичным в сложившемся положении образом. На месте Мендельна всякий задумался бы, не убит ли, и Инарий воспользовался этим, чтоб подчеркнуть, насколько сын Диомеда теперь перед ним в долгу.
Но выдавать тайну дракона не стоило даже ради собственной жизни: ведь Мендельн вполне понимал, насколько вклад Траг’Ула в защиту Санктуария ценнее всего, достигнутого на сем поприще им самим. Поэтому он и промолчал, хотя не сомневался, что Инарий сурово покарает его за непокорство.
Однако Пророк, невзирая на очевидный гнев, с карой не торопился. Объятый болезненным, мрачным восторгом, Мендельн отметил, что ангел все явственнее проявляет вполне человеческие чувства. Очевидно, долгие годы проживший среди людей, Инарий поневоле, возможно, сам того не сознавая, перенял их манеры.
– Сокрытие истины также есть тяжкий грех, сын мой, – едва ли не с дрожью в голосе объявил ангел. – К чему обрекать себя на погибель, умалчивая о том, что нам обоим известно? Ведь это так неразумно!
Все опасения насчет способности Инария прочесть его мысли рассеялись без следа. Теперь Мендельн не сомневался: Траг’Ул оградил его разум такими защитными чарами, что даже ангелу не по зубам.
Осушая кубок до дна, Мендельн старался не думать, что может предпринять пленитель, дабы преодолеть их. Хотя… Зачем Инарию все это? В конце концов, о драконе Пророк уже знает…
Однако Инарий гневался все сильнее и сильнее. Легким мановением руки отправил он Мендельнов кубок вслед за слугой, злобно оскалился и поднял Мендельна в воздух, так что смертный едва не присоединился к сонму крылатых созданий на огромной фреске.
– Раскайся же в совершенных злодействах, Мендельн уль-Диомед, признай истину, ведомую нам обоим!
«Тираэль!»
Очевидно, сбитый с толку нападением магов, Мендельн совсем позабыл, кем на самом деле отправлен в столицу. Из-за второго ангела он даже согласился оставить эдиремов и не чувствовал за собою ни малейшей вины: в конце концов, все это – ради брата.
Тираэль… Ну да, разумеется, еще бы Пророк не встревожился, обнаружив под самым носом одного из сородичей!
Голос Инария рокотал, точно гром, но вовсе не только он оглушил Диомедова сына. Как ни странно, под сводами зала раздалось хлопанье множества огромных крыльев, вмиг заглушившее все остальные звуки. Незримые крылья создали такой шум, что у Мендельна заслезились глаза.