Лжедмитрий

В Кракове, уже как о решённом деле, говорили об обручении дочери Мнишека с московским царевичем. Обручение, пожалуй, становилось наглядным доказательством того, что претендент на московский престол — фигура очень серьёзная. Возможно, он действительно сын Ивана Грозного. Пронырливость и расчётливость пана Мнишека у всех на виду. А князь Януш своими глазами видел, как сочувствовали пану Мнишеку первейшие польские вельможи, собранные у него на балу в честь царевича. Царевича поддерживают епископ Бернард Мацеевский, вице-канцлер Пётр Тыльский, краковский воевода Николай Зебжидовский и прочие, прочие. Князь Януш знал уже благосклонное отношение к этой ещё загадочной, но привлекательной для него фигуре папского нунция Рангони. И хотя из Рима ещё не было получено подтверждение, что московского царевича поддерживает сам Папа, но по тому, как засуетились вокруг молодца иезуитские и бернардинские монахи, можно было полагать, что Ватикан не останется в стороне и не упустит возможностей извлечь для себя выгоды.

Конечно, немало значило и то, что старый канцлер Ян Замойский старался предостеречь короля и сейм от признания московского «княжича», как он называет этого человека во всех своих посланиях, в том числе и в личном послании к князю Янушу. Но кто сейчас слышит голос Замойского? Старик почти не вылезает из своего Замостья. Говорят, готовит речь для произнесения в сейме. Там она прогремит, точно. Да когда ещё соберётся сейм? Доживёт ли до него тяжело больной канцлер? И что удастся провернуть к тому времени пану Мнишеку, Мацеевскому, Зебжидовскому, князьям Вишневецким, литовскому канцлеру Сапеге? Удастся ли правительству сдержать силы, которые готовы ринуться на зов любого злодея? На этот раз он обещает добычу за счёт Московского государства.

На всём пути от Кракова до Острога, торопясь, прихватив с собою лишь отряд казаков, а обозу повелев следовать обычной скоростью, князь Януш заставлял ближайших помощников старательно собирать слухи и мнения о московском царевиче.

Слухи и мнения не радовали. Даже на чисто польских, исконно польских землях, можно сказать, люди готовились к возможному походу. Говорили о сокровищах, которые ждут царевича в Москве и которых он не пожалеет для тех, кто выручит его из беды. А пока что возникали надежды на помощь, которую окажут царевичу магнаты. Они снабдят его средствами, чтобы потом получить вознаграждение вдвойне, втройне.

Конечно, князь Януш понимал, что надежды эти не отвечают состоянию дел в государстве. Однако его тревожило само настроение масс. Что, можно предположить, творилось в умах казаков-гультяев на Украине? Если наёмные воины из Польши — из чужих краёв, иноземцы — не пойдут в поход, не получив за свой труд платы вперёд, то казаки, особенно сечевики, из Дикого Поля, с Дона, готовы подождать с обещанной платой. Они не могут сидеть без ратного дела.

Князь Януш ощущал усиление воинственного настроения людей по мере приближения к Острогу. И потому так срочно хотелось ему свидеться с родителем.

Когда же князь наконец увидел часы на городской острожской башне — стрелки их как раз прикрывали собою цифры «10» и «12», — он облегчённо вздохнул и ослабил поводья.

Старый князь действительно находился в родном Остроге. По словам секретаря, он уже которые сутки не вставал с постели, слушая чтение из чужих уст. В качестве чтецов были подобраны в академии молоденькие бакаляры.

— Это ничего, — хотел утешить прибывшего секретарь. — Точно так было прошлой весною. А как повеяло теплом — князь словно переродился. Так и теперь будет.

Старик встретил спокойным глухим голосом:

— Хорошо, что ты поторопился. Нам нужно советоваться.

Старик лежал на высокой деревянной кровати. Над его головою висел огромный портрет его предка, князя Яна Красного. На столике рядом с кроватью высилась груда книг в дорогих золочёных обложках и с золотыми замками.

Чтецы-бакаляры стояли у окна. Они низко и часто кланялись, краснея и без того розовыми юными лицами.

Старый князь лёгким подобием жеста разрешил юношам удалиться.

— Ещё поживу, — успокоил он сына, как и секретарь, перехватив перед тем его вопросительно-тревожный взгляд. — Бог даст, успею увидеть конец этой глупой и опасной затеи, которая так по нраву князьям Вишневецким. Не говорю уже о многих их адгерентах, сидящих в Кракове. Знаю.

— Бог милостив, — кивнул головою князь Януш, припадая устами к отцовской руке. — Господь не оставит нас без тебя, отец. Не осиротит в такое время.

Рука старого отца, однако, поразила его холодом сухой шершавой кожи.