Лжедмитрий

— Как же! Как же! — петушился дьякон, увлекая гостей за собою в дом, откуда уже высовывались носы молодых прислужниц. — Я сам его видел на княжеском дворе! Князь нарочито нас собирал, всех людей из Брагина, и всем показывал. А пришёл он к нам как-то вовсе незаметно. Записали его в княжескую Либерию, и никто ничего не знал. Только шила в мешке не утаишь. Бог пособил... Ну да так не раз уже бывало. Почитаешь зимними вечерами Святое Писание — уж такого начитаешься!

— Что? — остолбенел от услышанного отец Варлаам и остановился на пороге, не в силах его преодолеть. — Он был здесь? Когда?

— Так говорю же, говорю! — дошёл до самой крайней высокой ноты дьякон. — И князь Адам его признал. А князь Адам уж такой человек, что только Бога над собою признает, а с королём не всегда считается. Одел князь Адам его по-царски, на банкетах рядом с собою усаживал и заставлял нас всех ему кланяться. А потом повёз его к своему брату Константину, в Вишневец. И королю дал знать.

— И какой же он из себя? — решился на последнее отец Варлаам, надеясь услышать что-то такое, что уж совсем не укладывается в голове. — Этот царевич, как ты говоришь...

— Да лет ему двадцать, не высокий и не низкий, но в глазах что-то такое... Сияние излучают... Я... таких глаз и не видел ни у кого.

Они затем сидели в низенькой горнице, в которую свет вливался сплошным снопом жёлтой соломы, каковою она бывает в летнее время, каковой видел её отец Варлаам за Киевом, по дороге на Житомир. Прислужницы ставили на стол новые кушанья, а дьякон говорил и говорил, всё об одном и том же: о царевиче Димитрии, о котором, утверждал, теперь говорит уже вся Речь Посполитая. Скоро, скоро придёт облегчение для Московии.

На его речи отвечал очень скупо, без радости, только один отец Варлаам. И это наконец угомонило дьякона.

— А что твои товарищи? — спросил он. — Неужто оба немые?

Яков и Андрон едва не поперхнулись за столом.

Они поняли, что переусердствовали в своём молчании.

Они вздохнули и в один голос попытались оправдаться:

— Утомились мы, отче, — и снова тяжело вздохнули.

В Брагине они провели несколько дней. За это время успели высушить мокрую одежду и хорошенько отдохнуть, набраться сил после путешествия из Москвы до Днепра, особенно от дороги через Северу.

Дьякон кормил превосходно, ничего не жалел. Прислужницы так и сновали между горницей и погребами, отягощая столы яствами и напитками.

Отогревшись и отоспавшись на сеновале в затишном овине, что у самого крепостного вала, путники побывали на многих церковных службах, потолкались среди народа в городе и убедились: всё, что говорил дьякон касательно беглого монаха Григория Отрепьева, — всё это верно. Он здесь был, и князь Адам увёз его отсюда в Вишневец, к своему брату Константину.

А ещё поняли, что заикаться перед местными людьми о том, будто царевич вовсе не царевич, совсем не стоит. Это даже опасно. В Брагине могут за это побить.

Когда уходили от людей и оказывались в овине, отцу Варлааму становилось страшно. Куда они идут, всего втроём? Он всё-таки ещё надеялся, правда, что хотя бы те молодцы, которые были на возах и остались на том берегу Днепра, как-нибудь доберутся сюда.

Когда же побывали в княжеском замке, нагляделись там на бесчисленную Либерию, на буйную челядь, различных казаков и гайдуков, то отец Варлаам, возвратясь с товарищами в овин, не смог наконец удержаться от вопроса:

— Где же остальные наши люди переправятся через Днепр?

Яков захохотал:

— Да они уже на московской дороге!

Последняя надежда оставила отца Варлаама.

— Дак что мы сможем сделать?

Яков строго осадил:

— Кто это «мы»? Ты своё знай, отче. Ты только помоги найти этого человека. Веди хоть в Вишневец, хоть в сам Краков, не знаю куда, — но приведи и скажи: вот он! А остальное сделаю я. Ну ещё вот Андреи пособит. Если понадобится.

Яков вскочил на ноги, выхватил наконец из-за пазухи кривой охотничий нож. Сталь сверкала огнём. И Яков с силой метнул оружие в чёрный уголок стола.

Удар получился как нельзя более точным.

— Вот! — свирепел между тем Яков, ворочая чёрными глазами. — Я не раз охотился на медведя. И ни разу не было, чтобы медведь ушёл. А человек... Мне терять нечего... Если случится что, так только родным моим полегчает... Все они там... Что говорить... — Он закрыл лицо руками.

Отец Варлаам и Андрон понимающе молчали.

На следующее утро, когда туман клубился над городом, путники тихонечко выбрались из овина.

В доме дьякона не раздавалось ещё ни одного звука.

23

Краков Андрею понравился. Точнее сказать, город ошеломил его своими размерами и своими строениями. А ещё точнее — покорил напором жизненных сил. Потому что ничего подобного Андрей ещё не видел. В сравнение с Краковом не шли города, где Андрею уже приходилось бывать, а именно Каменец, Киев, Острог.

И ничего так не желал Андрей, как услышать из уст царевича речь, сочинённую им, Андреем. Сочинённую ради польского короля.