Лжедимитрий

— О, гордая полячка! Ты не хочешь дать мне поцелуя…

— Царь может получить его только от царицы. Не забывайте, что я должна быть «женою Цезаря»!

Димитрий был окончательно ошеломлен: Марина взяла его руку и поцеловала!

— А теперь до свиданья, ваше величество. Я иду к тому, кто выше вас, кто дал вам корону: я иду молиться Ему о вашем здоровье.

И она вышла.

Заряженным сидит Димитрий на троне в Золотой палате после первого свиданья с Мариной. «А, гордые полячишки! Я осажу вас… я собью с вас гонор. Вы у меня и ее подстроили — так я покажу вам себя!»

Обаятелен вид неразгаданного проходимца — на троне. Трон — весь из чеканенного серебра, точно оклад на гигантском образе, так и отливает блестящим инеем. Над троном балдахин из четырех громадных щитов, таких же блестящих, расположенных в виде креста. На щитах золотой шар, а на нем двуглавый орел, золотыми когтями впившийся в этот золотой арбуз-державу и разинувший два золотых рта с золотыми языками и с золотыми коронами на обеих головах — так, кажется, и готов броситься на врагов Русской земли, заклевать их золотыми клювами, растерзать золотыми когтями… Над спинкой трона икона Богородицы в кованом золотом окладе, испещренном дорогими камнями. Балдахин поддерживается колоннами, как сень над церковным алтарем, а от щитов спадают вниз змеи-нити из жемчуга и драгоценных камней — и все это массивно, тяжело, величественно: виднеются алмазы в грецкий орех!.. У колонн два гигантских, серебряных, до половины вызолоченных льва — они держат золоченые, на серебряных ногах подсвечники, а на подсвечниках — грифы: один держит кубок, другой — меч. Мир и война, жизнь и смерть, пир и разрушение.

По сторонам трона стоят четверо рынд — неподвижны, как мраморные статуи, и только молодые, почти детские лица и живые глаза, глаза изобличают, что это живые люди, царские телохранители: рынды в высоких меховых шапках, в длинных белых одеждах и белых сапогах, со стальными блестящими бердышами в руках. Плечи и груди их крестообразно обвиваются золотыми цепями.

По левую сторону царя стоит великий мечник, юный князь Михайло Васильевич Скопин-Шуйский. На нем кафтан темно-каштанового цвета с золотыми цветами, подбитый золотом. В обеих руках — обнаженный царский меч с богатейшею рукоятью, на которой блестит золотой крест. Крест и нож — как это совместимо! Но так должно быть. Тут же стоит молодой стряпчий, Власьев, сын великого дипломата, дрыгавшего по аеру ногами ради государевой чести и славы. Власьев держит царский платок — ради его, государевой, нужды.

Сам царь одет в белые ризы, сверху донизу залитые жемчугами и чудовищными камнями. На шее — отложное ожерелье, унизанное алмазами и рубинами, так и ломит, кажется, молодую, здоровую шею проходимца. На груди у проходимца — большой яхонтовый крест на кованой золотой цепи. В правой руке скипетр — «скифет-ро» — дрожит оно немножко — заряжен проходимец. На круглой голове проходимца плотно сидит массивный царский венец… О, проходимец, проходимец! Какая мать тебя выродила, на чьих грудях вспоилось такое удивительное детище! Молодое лицо подергивается. Глаза, немножко стоячие, словно бы остекленели. Настоящая икона в ризе, а не человек. Нет, не икона: словно от нетерпения, он попеременно берет в правую, белую с веснушками руку то «скифетро», то государственное «яблоко» с крестом — державу… Целое царство в руке, и он, подержав его, нетерпеливо передает в руки Шуйскому.

В правую сторону от Димитрия сидит освященный собор весь: патриарх Игнатий, посаженный этим мальчишкой на патриарший престол вместо старика Иова, восседает на чернобархатном троне, и сам — в чернобархатной рясе, по разрезу и по подолу усыпанной в добрую ладонь шириною жемчугами бурмицкими и камнями самоцветными— как огонь горят они на черном бархате. В правой руке святителя посох высокий с золотыми змиями на верхушке и с крестом. Перед ним рясофорец держит массивное серебряное блюдо, а на блюде золотой крест с мощами и камнями и серебряный сосуд с святою водою и кропилом в золотой рукоятке. Дальше — святые отцы: епископы, архиепископы, митрополиты. Сколько золота на ризах, сколько серебра в бородах, сколько кротости и благочестия на лицах, сколько лукавства в сердцах! А там снова золото и серебро, да седые бороды, да лукавые головы — бояре, окольничие да думные дворяне.

В Золотую палату, в это сонмище бояр, входят польские послы. Их вводит окольничий Григорий Микулин — русая борода, рысьи глаза, медовые уста… Послы низко кланяются.

— Его королевского польского величества великие послы пан Микулай Олесницкий, староста малогосский, и пан Александр Корвин-Гонсевский челом бьют великому государю Димитрию Ивановичу, цесарю, великому князю всеа Русии и всех татарских царств и иных подчиненных Московскому царству государств государю, царю и обладателю, — возглашает Микулин — медовые уста.

Димитрий не шелохнется — только глаза изобличают, что это не икона в окладе. Вперед выступает Олесницкий.