Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила

Но к аркаде мне пробраться не удалось. Те несколько минут, что я потратила на борьбу с собаками, стоили мне доступа в захламленную кладовку. Какие-то горящие клочья – то ли солома, то ли циновки – перелетали через озеро и, опускаясь на крышу, уже успели поджечь ее в нескольких местах. Кровля состояла в основном из дранки, за много десятилетий добела выжженной на палящем солнце, и поросла ползучими растениями, которые успели высохнуть в жарком воздухе наступающего лета так, что листва их хрустела и ломалась даже под легким ветерком. Кусты жимолости вспыхнули, как солома, и вдоль всей аркады, как огненные стрелы, падали горящие обломки. Там, куда они опускались, вспыхивали новые языки пламени. Над дверью в кладовку качалась дымная завеса.

Пожар пробрался даже в сад. То тут, то там начинал тлеть сухой подлесок, а на верхушке молодого кипариса, куда долетел один из горящих обломков, колыхался пламенный венец, похожий на огни святого Эльма на корабельных мачтах. В дымном воздухе стоял сладковатый аромат горящих трав.

Северная аркада еще не занялась, но без веревки нечего было и думать выбраться из окна. Не помогут и ворота, ведущие из сераля в главную часть дворца.

Оставалось только одно, и это решение подсказали мне собаки: прятаться в воде. Но я приберегала этот спасительный план на самый крайний случай. Пока что на острове было достаточно безопасно: растения на нем хорошо пропитались водой, имевшейся в изобилии, и я надеялась, что они не скоро вспыхнут. То же самое, спасибо собакам, можно было сказать и обо мне. Я добралась до выложенного валунами берега и вскарабкалась на мокрые камни. За мной последовали мокрые собаки; вода текла с них в три ручья. Они встряхнулись, окатив меня с ног до головы; капли воды блестели в багрово-оранжевом свете пожара, как брызги жидкого огня.

Я раздвинула прохладные зеленые кусты и приблизилась к ступеням, ведущим в павильон. Внезапно на меня налетел дымовой вихрь, я закашлялась, но ветер тотчас же разогнал дым, и воздух очистился. Я взбежала по лестнице и укрылась в относительной безопасности павильона, но тут ноги мои подкосились, и я опустилась на верхнюю ступеньку. Возле меня уютно устроились собаки, и мы принялись ждать, дрожа от страха.

На сей раз борзые перепугались не на шутку. Они свернулись в комочки по обе стороны от меня и прикрыли морды хвостами, вздрагивая всем телом. Я обняла несчастных животных. Над озером то и дело вихрем пролетали оранжевые снопы искр. Вокруг полыхал огонь. На фоне черного неба вырастали и опадали пляшущие огненные языки, причудливые башни, взлетали метеоры. Звезды, сверкающими точками усыпавшие небо над головой, потускнели и казались холодными, немыслимо далекими. На фоне ярких огненных языков то и дело вспыхивали синие, фиолетовые, зеленоватые прожилки. Пожар рокотал, точно стадо диких кобылиц, что мчатся галопом, распустив гривы по ветру. На мое счастье, дыма было очень мало, и тот улетал в сторону под дуновением легкого ветерка, раздувавшего пламя, точно веером. Озеро сверкало, как расплавленная медь, так ярко, что блеск его резал глаза. Сквозь черные пики ирисов виднелись красные, золотистые, серебряные сполохи. Они приближались, и вскоре вся поверхность озера ожила. Сверкающая гладь трепетала и колебалась, подобно языкам пламени в небе.

Веки резало, точно песком. Я протерла глаза, чтобы разогнать видение, но, взглянув снова, поняла, что мне не почудилось. Вода двигалась, и отнюдь не от ветра. Это садик был островком спокойствия среди буйства огненной стихии, но вода вокруг него забурлила, ожила. Ее прорезали стрелки, острые, как наконечник копья. Вся живность, какая была в саду, спасаясь от пожара, устремилась на остров.

Первыми пожаловали павлины. Две самки, неуклюже перепархивая с камня на камень по разбитому мостику, в панике кое-как добрались до островка, однако самцу мешал роскошный хвост, такой великолепный в пору весенних ухаживаний. Несчастный павлин с пронзительными криками отчасти перепархивал, отчасти плыл над открытым водным пространством, молотя по золотистой воде огромными беспомощными крыльями, а мокрый, облепленный грязью хвост тащился за ним, оставляя на воде след, вытянутый, как силуэт реактивного пассажирского самолета «Виккерс-10». Добравшись до острова, три огромные птицы распушили мокрые перья и, всклокоченные, не обращая внимания ни на меня, ни на охотничьих псов, вскарабкались на каменистый берег и сбились в беспокойный комок на мраморных ступенях в двух шагах от нас.

Маленьким горным куропаткам было гораздо легче добраться до острова. Возле моих ног сидели, нахохлившись от страха, семь рыженьких птичек. Они глядели на пламя, окаймлявшее сад, и их бойкие глазки вспыхивали отблесками пламени, как рубины. Перья их мерцали в багровом свете, как броня из гравированного металла. Одно из крохотных существ прижалось дрожащим теплым тельцем к моей лодыжке.