— Ты можешь отправить его сегодняшней почтой, — произнесла она, наконец, и с видимым облегчением вернулась к дивану.
— Ах, спасибо вам, maman[1]! Я так рада, что вы с отцом позволили мне этот маленький каприз!
Мать покачала головой.
— Сядь, Амелия, — она легонько кивнула на стул, стоящий подле.
Пока девушка убирала с него рукоделие, пока подбирала платье перед тем, как присесть, пока думала про себя, что же хочет сказать ей мать, никогда не разговаривавшая с ней дольше пары минут, миссис Черрингтон, казалось, вновь погрузилась в свои мысли. Она снова облокотилась на подушки и откинула голову, а Амелия сидела перед ней, нервно теребя платье.
— Отец разрешил тебе писать, — начала Кейтлин, — но нам обоим не нравится твой неумеренный восторг по этому поводу. Амелия, приличная девушка не должна бежать писать письмо мужчине, едва получив дозволение, и уж тем более не должна так радоваться одному лишь этому факту. Нам придется подумать о том, чтобы ограничить твою корреспонденцию.
— Мне очень жаль, матушка.
— Кроме того, — миссис Черрингтон словно и не слышала слов дочери, — отец заметил вчера, что ты ведешь себя неподобающе. Пойми, дорогая, что мы оба желаем тебе только добра. Но если ты не будешь показывать достаточного почтения и проявлять уважение к окружающим людям, никто не захочет жениться на тебе. Твоя добродетель сомнительна, и вместо того, чтобы работать над собой, ты становишься лишь более упрямой и непослушной.
— Но… — Амелия прикрыла рот рукой и вскинула брови. Какое счастье, что матушка сейчас не смотрела на нее!
— Ты снова споришь, — устало вздохнула Кейтлин. — Тем самым ты лишь утомляешь меня и своего отца. Амелия, ты в том возрасте, когда пора подумать о том, что скоро к тебе будут свататься мужчины. И ты должна стать такой, какой они хотят видеть свою будущую жену.
— Но как? Я желаю этого больше всего на свете, — поспешила заверить девушка. — Я делаю все, чему учила меня мадемуазель Пати, разве что не очень хорошо рисую.
— Мужу от тебя нужны не рисунки, а покладистость и добрый нрав. Ты должна соглашаться со всем и никогда не спорить, а о своих желаниях забыть. Отец сказал, что тебе следует читать меньше книг, ограничившись советчиками молодой девушке — там пишут полезные вещи, романы же делают тебя нервной. Ты все также просыпаешься по ночам? Я могла бы дать тебе свое снотворное.
Какой стыд, неужели родители узнали, что в Лондоне она плохо спала и видела кошмары? Однажды Дженни даже поймала ее ночью в коридоре и сказала, что она ходит во сне. Амелия потом проплакала весь день и умоляла горничную не рассказывать ничего матери. Она боялась расстроить ее и привлечь к себе ненужное внимание, к тому же больше такого не повторялось, хотя кошмары стали преследовать ее чаще. Но так было до переезда сюда.
— О нет, матушка, не волнуйтесь! Здешний воздух просто чудесен, и я сплю, как младенец!
Мисси Черрингтон удовлетворенно кивнула.
— Не бойся, милая, отец найдет тебе подходящего жениха. Это будет хороший молодой человек, и ты должна ему соответствовать. Я уверена, что скоро от твоих былых кошмаров не останется и воспоминания, для этого надо всего лишь перестать читать, больше заниматься полезным трудом, бывать на свежем воздухе и правильно питаться. Я сказала Мэри, чтобы она следила за тем, как ты ешь и чем занимаешься весь день — у меня нет на это времени и сил, но горничные вечно бездельничают, а теперь смогут присмотреть за тобой.
Мисс Черрингтон замолчала, считая разговор законченным. Амелия продолжала сидеть на стуле напротив нее, не зная, куда деться и что ответить. Разумеется, матушка лучше знает, что следует делать, и уж конечно только она может дать ей правильный совет относительно поведения и будущего брака: кроме как к матери, больше ей не к кому обратиться, и она должна впитывать каждое ее слово, точно губка. Матушка права: если Амелия не изменится, то не сможет стать хорошей женой. У нее дурные мысли, она плохо спит и ест, ей снятся такие вещи, которые не должны сниться хорошей девушке, она может вспылить или сказать резкость, бывает непочтительна с родителями… Должно быть, она действительно ужасный человек, и матушка пытается это деликатно до нее донести. Но отчего же так больно?.. Амелия почувствовала, что готова расплакаться, поэтому быстро вскочила со своего стула и бросилась к двери.
— Дорогая, постой, — остановил ее голос матери. — Ты поставила мою корзинку слишком далеко, я не хочу за ней вставать. Подай ее мне, будь любезна!
— Одну минуту, — она быстро отерла глаза рукавом платья.
— Хочешь чаю? — спросила Кейтлин, внимательно распутывая пряжу и не поднимая глаз на дочь.
— О, нет, я… Я пока не хочу, спасибо большое. Я… Я лучше пойду!