Лунные горы

Суровый гид терпеливо ждет, пока мы отщелкиваем вход в усыпальницу — высокий шалаш с устало опущенной до земли тростниковой крышей (спереди, где она приподымается, образуя проход, ее поддерживают плохо отесанные деревянные столбы), и просит убрать фотоаппараты.

Мы выполняем его просьбу и проходим во внутренний двор. Он замкнут. Прямо напротив входа — другой, размером побольше, тростниковый шалаш, а по бокам — примыкающие к забору хижины-кельи. Двор пуст. Немногочисленные замеченные нами снаружи деревья тоже жмутся к забору. Из дверей тростниковых келий иногда появляются женщины в черном.

Перед усыпальницей мы, по обычаю, сняли обувь и прошли по плетеным матам в глубь шалаша.

Гид предлагает нам сесть, и мы послушно садимся перед решеткой из металлических копий, отгораживающей от посетителей три гробницы последних (не считая здравствующего) кабак.

Крышу усыпальницы дворца поддерживают столбы, задрапированные коричневой тканью, сделанной из коры фигового дерева, — такую же ткань до сих пор изготовляют сельские умельцы и продают ее на базарах. Свод крыши укреплен толстыми, сплетенными из тростника жгутами-балками.

Перед гробницами лежат инкрустированные бисером ножи.

— История Буганды насчитывает тридцать пять кабак, — говорит нам гид, и мы молча принимаем цифру к сведению — проверить ее все равно невозможно.

Гид ждет, пока самые старательные из нас запишут цифру, и продолжает:

— Слева от вас — гробница кабаки Мутезы, прадеда последнего кабаки. При нем первые европейцы, Спик и Грант, пришли в Буганду.

Нравы при дворе прадедушки нынешнего кабаки довольно подробно описаны Спиком. Если безоговорочно поверить свидетельству Спика, то нельзя не признать того кабаку чрезвычайно веселым человеком, а весельем для него было рубить головы подчиненным. Чуть что — руки к затылку и на плаху. Запнулся, произнося титулы кабаки, — долой голову. Попросил вознаграждение за победу над врагом — долой голову. Протянула ему одна из жен какой-то плод — долой голову за непочтение к супругу. Судя по всему, кабака отличался выдающимися математическими способностями и точно подсчитал, что на его век голов у подчиненных хватит; у жен — тоже, ибо в гареме их содержалось штук четыреста.

Кабака Мутеза неплохо встретил первых белокожих, пришедших в его страну. Еще раньше, чем европейцы, в Буганде появились арабские торговцы и миссионеры, и некоторых подданных кабаки им удалось обратить в мусульманство. Следующие европейцы — я имею в виду Бейкера, руководившего после открытия озера Альберт военным походом в верховья Нила, Гордона, того, что погиб в Хартуме, Эмин-пашу, — эти европейцы явились в Буганду под египетским флагом, очевидно, рассчитывая использовать связи мусульман с местными прозелитами.

Новоявленных «египтян» Мутеза встретил весьма сдержанно и категорически запретил им строить на своей земле военные укрепления, на что «египтяне» рассчитывали.

Вообще визит их весьма и весьма насторожил Мутезу, и он даже благосклонно отнесся к появлению в его стране христианских миссионеров, надеясь на помощь в борьбе с Египтом.

В 1884 году Мутеза скончался, и престол наследовал его сын Мванга, который быстро доказал, что имеет свою точку зрения на деятельность всяческих миссионеров — и католических, и протестантских, и магометанских: он предпочитал видеть их мертвыми или вообще не видеть, изгнав их из страны.

Миссионеры отнюдь не питали теплых чувств друг к другу; не говоря уже об исконной вражде между христианами и мусульманами, не ладили и более близкие секты: в истории Уганды известно происшествие, именуемое несколько высокопарно «битвой при Менго», а произошла «битва» между католиками и протестантами.

Что Мванга не любит шутить, было видно хотя бы по скорой расправе с епископом Хэннингтоном и его свитой, и представители враждующих религий решили объединиться и лишить Мвангу трона.

Они добились временного успеха и, едва добившись его, перессорились: мусульмане изгнали христиан из страны, но, впрочем, ненадолго. Когда около 1890 года в Уганду прибыл английский капитан Лугард, чтобы навести в стране порядок, он обнаружил Мвангу снова на троне и не без некоторого удивления узнал, что вернули ему власть… христиане.

Лугард радел в Уганде о делах Имперской Восточно-Африканской британской компании, о которой я уже упоминал, а сменивший его через несколько лет Джеральд Портал (именем его назван Форт-Портал) водрузил над Олд Кампала Хиллом «Юнион Джек» — государственный английский флаг.

В 1897 году Мванга попытался поднять восстание, но потерпел неудачу и бежал. Англичане тотчас посадили на трон его малолетнего сына Дауди Чва. Я не знаю, где умер Мванга — на родине или на чужбине, но прах его ныне покоится в усыпальнице бугандий-ских королей между могилами его деда и его сына, о чем нам любезно сообщил гид.