Лунные горы

Загрустившего Джона Спика название Кивира, однако, не устроило: он назвал верховье Нила Соммерсет-Нил, он дал реке имя графства, в котором родился и вырос.

Впоследствии кто-то решил, что предпочтительнее называть истоки Нила именем коронованной особы, и, уже без участия Спика, Соммерсет-Нил превратился в Викторию-Нил, а следующий участок — в Альберт-Нил.

Для Спика же, когда он переименовывал Кивиру, все было просто. Сложности возникли, когда он решил назвать водопады у истоков Нила.

Баганда называли все водопады просто камни, как мы говорим «пороги».

Спик же решил присвоить водопаду у истоков Нила имя Рипона. Думаю, что он сделал это не без некоторого смущения. Экспедицию его организовывал и, что называется, пробивал крупный английский геолог и географ, многолетний президент Королевского географического общества Мёрчисон. Но в тот самый год, когда Спик отправился в свою знаменитую экспедицию, президентом географического общества стал некий преуспевающий чиновник-политикан Джордж Робинсон Рипон, фигура в науке совершенно случайная.

Спик это, конечно, понимал, и Спик не мог не думать с благодарностью о Мёрчисоне, подлинном вдохновителе экспедиции. Но Джон Спик отлично представлял себе роль начальства в развитии цивилизаций, и в личных судьбах в особенности, и присвоил водопадам, от которых начинался Нил, имя Рипона, впоследствии крупного колониального чиновника, и только.

История, правда, тут кое-что подправила: после постройки гидростанции Оуэн-фолс водопады Рипона исчезли, их затопило…

Спик и Грант, воссоединившись, благополучно вернулись в Англию.

В 1864 году, в возрасте всего тридцати семи лет, Джон Хэннинг Спик погиб у себя на родине во время осенней охоты.

Обстоятельства его гибели остались загадочными. Подозревают — хотя это и не доказано, — что дело не в несчастном случае.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Утро в Джиндже. Джинджа — Кампала — Масинди.

Вечер в Масинде. «Нет ли среди вас космонавтов?»

Школа. Национальный парк Мёрчисон-фолс.

Слоны. Водопады. Нил и белый шквал на Ниле.

Звери. Возвращение в Масинди

Вечером мы снова ходили к Нилу. Солнце зашло, но заря еще не погасла, когда мы вышли к реке. На другом берегу, далеко за Нилом, стояли могучие деревья, вмонтированные в закатное небо, — деревья, удивительно похожие на кряжистые дубы, выросшие на открытом месте. Так подумали все, и все заговорили о дубах, о наших лесах, о доме, но говорили отчего-то вполушепот, словно боялись, что кто-нибудь услышит наши северные разговоры здесь, на дальнем юге…

Небо быстро потухло, но уходить не хотелось. Теперь уже молча, мы смотрели сквозь стебли злаков на оранжевые огни плотины, на тихую, с розовато-серым подсветом нильскую воду.

Бесшумно, как гусеница, прополз по мосту поезд с зажженными окнами.

Вспыхнули в траве светляки. И шло вокруг шумное, но скучное собрание цикад: все выступавшие твердили одно и то же.

…Утро выдалось приглушенно-пасмурным с бледно-желтой полоской восхода. Ветерок дул такой слабый, что чуть колыхались лишь обвисшие сухие листья на деревьях. Не очень энергично, как бы разминаясь, делая зарядку, щебетали птицы. Гудели маневренные паровозы.

По шоссе к городу катил трудовой люд. Джинджа — крупный промышленный центр Уганды с хлопкоочистительными, ткацкими, швейными, сахарными, пивоваренными, маслобойными и прочими предприятиями, и даже с медеплавильным заводом, работающим на рудах месторождения Килембе, что находится на восточном склоне горного массива Рувензори.

Первый заводской гудок я услышал в семь утра, и тотчас возрос темп движения на шоссе. Второй гудок прозвучал в семь тридцать.

Последняя встреча в Джиндже — с кенийцем Самуэлем Даппи. Он прослышал, что в «Крестид-крейн» остановились русские, и пришел выяснить, как ему поступить в университет имени Патриса Лумумбы. Это был высокий сутулоплечий парень с очень серьезным малоподвижным лицом, в рубашке и брюках, в штиблетах без шнурков. Разговаривая, он все время прикладывал руку к губам, словно хотел еще сильнее приглушить свой и без того тихий голос.

— Асанта-сана, спасибо, — сказал он нам на прощанье на суахили и снова приложил пальцы к губам.

О дрéвнейшей истории Кении, если не считать ее прибрежных районов, известно сравнительно немного.

В Кении родился и многие годы прожил один из выдающихся современных археологов и антропологов Луис Лики, человек, настолько увлеченный своим делом, что порою — впрочем, в принципе это не редкий случай — это идет ему же во вред. Лики убежден, что родина человека и человечества — Центральная Африка, Кения, Танзания и Уганда прежде всего. На территории Танзании он нашел останки первочеловека, по его мнению, зинджантропа, а потом и презинджантропа, возраст которых он определил примерно в два миллиона лет.