Ширь Виктории скрыта от нас невысокими холмами, и виден лишь раструб, постепенно сужающийся в Нил. Там, где русло реки уже явственно обозначено, поперек Нила протянулась темная цепочка небольших островков, на которых с помощью бинокля я различил охотничьи засидки, сделанные из светлых камней. Дует легкий ветерок, и воздух насыщен запахом желтой мимозы, похожим на запах караганы, или акации, как обычно у нас ее называют. Тихо, как перед дождем, и лишь чуть шумит вода на затопленных перекатах, да рябится вода над подводными камнями. Каркают и кружатся над Нилом черно-белые вороны. Плавают, время от времени ныряя, какие-то птицы и среди них бакланы и утки. Где-то над Викторией еле слышно погромыхивает гром.
Я сбежал к самой воде по размытому, в водороинах, конечному отрезку дороги. Впрочем, к самой воде мне подойти не удалось — топь, заросшая осокой. Зато простор для лягушек. «Кэур! Кэур!» — орут-скрипят они, заглушая птичий свист.
Обратно я медленно поднимался по красной, словно выкрашенной перед праздником дороге, стиснутой с двух сторон ярко-зеленой, неподстриженной здесь травой. На дорогу, на ее заброшенную часть, выползали гибкие зеленые плети тростника. На желто-зеленой безлистной акации сидела белая хохлатая птица с черными крыльями и что-то насвистывала.
У памятника Спику стояла маленькая изящная машина и лежали на траве мулатка в сиреневом платье и англичанин с рыжими подстриженными усиками; модные, на шпильках, туфли, наверное, натерли ноги молодой женщине, и она сбросила бежевые туфли, повернув к Нилу розовые пятки. Наше появление отнюдь не помешало воркованию влюбленных. Они лишь изредка посматривали в нашу сторону, потому что я, увешанный двумя фотоаппаратами, полевой сумкой, биноклем, быть может, казался им самой экзотичной, хотя и временной, деталью истоков Нила.
Памятник Спику прост. Он похож на прямоугольное каменное надгробье, гладко отесанное сверху и украшенное листовыми жилками в нижней части. Грунт перед памятником — он высотой в половину человеческого роста — выложен крупными плитами, выкрашенными в кирпичный цвет тут же собранной землей. Каменная ограда, открытая к лестнице, придает памятнику архитектурную законченность.
На верхней плоскости плиты — надпись:
«ДЖОН ХЕННИНГ СПИК
28-го июля 1862 года
первым открыл исток Нила с точки, отмеченной обелиском на противоположном берегу. Этот памятник стоит напротив того места, где были ныне затопленные водопады Рипона, названные так Спиком».
В бинокль я хорошо разглядел округлые кроны деревьев на том берегу, белый, скошенный сверху обелиск и каменный навес-беседку возле него.
Памятник или, как его скромнее называют, мемориальная доска Спику у Рипонских водопадов была водружена здесь по инициативе Джеймса Огастеса Гранта, спутника Спика по путешествию, который, однако, не разделяет с ним славы первооткрывателя истоков Нила.
В одном из своих предсмертных писем к Ричарду Фрэнсису Бертону, начальнику двух экспедиций в Африку, в которых участвовал Спик до своего триумфального похода к истокам Нила (Бертон получил его в год своей смерти, в 1890 году), Грант вспоминает Спика, «чудесного малого, смелого, талантливого, прямодушного, с добрым сердцем».
Такая характеристика, даже написанная четверть века спустя после гибели Спика, делает честь Гранту.
Многое в ней верно. Но Спик был более сложной фигурой, чем казалось его спутнику на склоне лет.
Спику необычайно везло в Африке. Уже в первой экспедиции, в Сомали, его изловили местные кочевники, разогнавшие весь отряд во главе с Бертоном. Кочевники присели отдохнуть перед тем, как по всем правилам прирезать Спика, а он умудрился развязать путы и удрал. Номады открыли по нему стрельбу из луков и всадили в каждую ногу по стреле, но оперенный таким образом путешественник лишь удвоил скорость бега, оставив далеко позади преследователей.
В данном случае везенье не отделишь от уменья постоять за себя, но, что Спик, направляясь к истокам Нила, вошел в королевство Буганда с юга, — это уже везенье чистой воды, это уже, как принято говорить, счастье.
Томсон, о котором я выше рассказывал, во время своего путешествия по нынешней Кении подружился с неким Мумиа, вождем племени ванга, обитавшим в Кавиронде, у восточного побережья озера Виктория (ныне так называется самый восточный залив этого озера). Мумиа проникся величайшей симпатией к Томсону, по-человечески подружился с ним (Томсон, надо полагать, вообще был обаятельным человеком) и впоследствии столь же дружески относился ко всем белым пришельцам (Мумиа прожил баснословно долго, в стиле наших кавказских горцев, и умер только в 1949 году!).
Так вот, уже после того, как Томсон покинул пределы Кавиронды, в гости к Мумиа явился миссионер Джеймс Хэннингтон, назначенный первым епископом Восточной Экваториальной Африки, и происходило сие в 1885 году, то есть спустя двадцать три года, как Спик и Грант побывали в Буганде.
Мужественный епископ горел искренним желанием обратить в истинную христианскую веру всех нехристиан и именно с этой целью держал путь в Буганду.