Луна и Смерть

Едут сто всадников в черном
не по родным полям —
над рощами апельсинными,
по небесам.
Ни в Кордову, ни в Севилью
им не войти.
И не будет Гранады
на их пути.
Задремавшие кони
их довезут
до лабиринта с крестами,
в котором их песни ждут.
Вскрикнув семь раз перед смертью,
не по родным полям —
едут сто андалусцев
по небесам.

Танец

В саду Петенеры

Под ветвями сада
в темноте ночной
шесть цыганок танец
начинают свой.

Под ветвями сада…
их волосы украшены —
красное на черном —
розами бумажными.

Под ветвями сада…
сумрачный покров
обожжен цыганским
жемчугом зубов.

Под ветвями сада…
тени их длинны,
в страстном танце тянутся
до луны.

De profundis [1]

Сном вечным под землею
уснули сто влюбленных,
безмолвная поникла
листва дерев зеленых.
Красны, длинны дороги
среди просторов знойных.
А Кордовы оливы —
как память о покойных.
Сном вечным под землею
уснули сто влюбленных.

Погребальный звон

На желтых
башнях
колокола гудят.

Над желтым
ветром
гулы их летят.

А по дороге
смерть не спеша идет,
венком цветов увядших
ее венчал народ.
И вот уже запела,
рыдая,
виуэла.

На желтых башнях
колокола молчат.

А пыли облачка по ветру
сребристым парусом летят.

Две девушки

Перевод Виктора Андреева

Лола

В тени апельсинных деревьев
Лола пеленки стирала;
глаза у нее – зеленые,
голос – цвета фиалок.

Цветущий сад
до чего же хорош для любовных услад!

Вода по саду струится,
жарким солнцем согрета;
воробышек зачирикал
среди оливковых веток.

Цветущий сад
до чего же хорош для любовных услад!

Когда истончится мыло
и Лола закончит стирать,
придут сыновья-торерильо.

Цветущий сад
до чего же хорош для любовных услад!

Ампаро

Ампаро,
ты в доме сейчас одна,
в платье белом и длинном.

(В саду у окна
нард с жасмином.)

Ты слушаешь, глядя в окно,
садовых фонтанов струенье
и, желтое в свете заката,
кенара пенье.

Ты видишь дрожь кипариса —
на ветках его птичья стая.
О чем задумалась ты,
узор по канве вышивая?

Ампаро,
ты в доме сейчас одна.
Что за жестокая кара —
хочу и не в силах сказать:
тебя я люблю,
Ампаро!

Виньетки с фламенко

Перевод Виктора Андреева

Кафе и песня

Сияние ламп
и отблеск зеркал зеленый.

На сцене Паррала ведет
разговор напряженный
со смертью.
Ее зовет.
Но пока что не слышен
смерти приход.
Зовет ее снова и снова.
Сидящий в кафе народ
замер, едва не рыдая. А в зеркалах,
что зеленым светом мерцают,
длинные змеи шелка
мелькают.

Заклинаю

Вздрогнувшая рука,
словно медуза,
ослепила болезненный глаз
кадила.

Трефовый туз.
Ножницы крестом.

Над ладанным белым дымком —
нечто, похожее
на крота
и на мотылька.

Трефовый туз.
Ножницы крестом.

Сердце незримо сжато.
Ты это видишь?
Сердце,
что ветром отражено.

Трефовый туз.
Ножницы крестом.

Memento [2]