– Вне Вашего дома, – кивнула девушка.
– Вам тоже странно, да?
– Да. Такое ощущение…
– Словно мы какие-то…
– Преступники?
– Шпионы. Гуляем здесь, а никто не знает…
– Шпионы? За кем же мы следим?
– За собственными сердцами, – легко ответил Вилин, будто бы ждал этого вопроса.
– И что говорит Ваше?
Как ни странно, а здесь Лена ощущала себя более уверенно и раскрепощенно. Он пригласил ее сюда, он. Значит, она – хозяйка ситуации. Она соизволила прийти, верно?
– Мое?.. Оно утверждает, что быть здесь и сейчас – не зло. И я должен здесь быть. С Вами.
– Должны?..
– Конечно.
– Кому?
– Себе и Вам, Лунь. А Вы?
– Что говорит мое сердце?
– Да.
«Я не могу Вам сказать, – подумала Лена, кусая губу, – еще слишком рано».
– Оно поет, – туманно ответила она.
– Вы рады встрече? – повеселел Илья, будто могло быть иначе.
«Как он наивен. Неужели ни о чем не догадывается?..»
– Вы даже не представляете, насколько.
– Представляю, – заверил мужчина. – Я все же хочу узнать, не сочтите за наглость… Отчего Вы не пришли тогда? Я извел себя догадками.
– Илья Алексеевич, если бы Вы только знали, КАК я хотела прийти, но… мои планы уничтожили.
– Кто?
– Мне сложно об этом говорить. Но с Вами мне хочется быть честной во всем.
– Не бойтесь, Лунь, Вам не придется сожалеть об этом, – произнес мужчина и посмотрел на собеседницу. – Я догадывался: что-то случилось. Ведь не могли же Вы просто забыть об этой встрече, которую я так ждал!..
– Я тоже ждала!
– Узнать у Полины я не мог по понятным причинам, и я, надо признаться, переживал за Вас. Особенно в тот день, когда Вас так и не дождался. Меня немного трясло, будто я заболел.
Лена вспомнила свою безумную лихорадку в тот вечер и поняла, что они уже ментально связаны.
– Вашему добродушию нет границ, милый Илья Алексеевич. Я ведь тоже не могла связаться с Вами и так сильно волновалась, что Вы подумаете обо мне дурное…
– Ну как я мог, ведь Вы такая… светлая… мягкая, теплая, Лунь.
«Боже!» – подумала Лена и ощутила, что ее тело расплывается, словно горячий воск – еще чуть-чуть, и ходить она не сумеет.
– Что же случилось, ответьте прямо, не томите.
– Предупреждаю, это может Вас неприятно удивить.
– Я готов. Говорите.
Лунь глубоко вдохнула.
– Видите ли, у меня с матерью не очень идиллические отношения. Накануне того дня, на который был назначен мой визит к Вам, вышло так, что мы с ней повздорили, если выражаться мягко, и … в общем, она ударила меня по лицу.
– Что? – Илья Алексеевич остановился и повернулся.
– …
– Что Вы сказали?
Его голос звучал с такой интонацией, что Лена пожалела о своей откровенности. Ей стало неприятно, тошнотворно. Каждый раз люди реагировали одинаково, и это раздражало.
– Вряд ли Вы шутите, поэтому… – Илья взял девушку за плечи, нежно погладил их. – Взгляните на меня, Лунь. Послушайте, поверьте. Я знаю, что Вы чувствуете сейчас. Прошу, не переживайте. Я не стал относиться к Вам хуже ни на йоту. Верите мне? Да, это страшно, не отрицаю, однако не конец жизни и не повод жалеть Вас, словно калеку. Тысячи людей живут гораздо хуже. Я меньше всего хочу, чтобы Вас обижали мои слова. Посмотрите же мне в глаза.
Лунь подняла удивленное лицо. Впервые в жизни она получила именно то бережное, предупредительное отношение вместо жалости. Ей не пришлось даже злиться, и это было странно. С этим человеком все было как-то иначе, даже самые обыденные вещи. И раскрытие правды о своей жизни не вызывало в Лене прежних эмоций. «Он очень боится меня обидеть, – подумала она. – Старается понять всякую мою эмоцию, предотвратить любой потенциальный конфликт».
– Лунь, прошу, если что-то не так, говорите мне сразу. Я знаю: Вы крайне чувствительны. Идемте.
– Откуда Вы знаете?
– Нетрудно уловить, когда и сам такой же. Скажите: я не обидел Вас?
– Нет! это странно, но… Вы первый человек, реакция которого меня не задела за живое…
– Что ж, отдадим мне должное: я приложил к этому усилия. А теперь прошу того же от Вас: расскажите, как все произошло.
Лунь поняла, что Илье Алексеевичу о своей жизни она может рассказать совершенно все, будто не говорит вслух, а пишет в дневнике ночью, наедине с собой.