Лунь

– Жалости? О, я, кажется, понял Вас. Хорошо. Мое внимание отныне бесконечно обращено на Вас, Лунь. С того самого момента, как Вы упомянули, что пишете…

– Это так. И я не знаю, какие силы заставили меня проговориться в тот день.

– И здорово, что Вы проговорились! Меня тогда словно обухом ударило.

– Почему?

– Все, что Вы успели тогда бегло рассказать о себе… я сидел и думал: ну не бывает таких совпадений, не бывает! Чтобы прямо так, словно под копирку взяли и перерисовали с одной судьбы на другую…

– О чем это Вы?

– Я сказал, что мне непременно нужно с Вами увидеться. Я всей душой этого желал, чтобы открыться Вам в ответ. Я – это Вы, Лунь. Мы одинаковы. Я тоже много лет пытаюсь писать книги: делаю наброски, придумываю персонажей, детально прорабатываю их характеры и взаимосвязь, продумываю сюжеты, записываю идеи… Много лет я мечтаю стать писателем, но боюсь оказаться просто графоманом! Какая ирония! Я журналист, мои статьи читают, ценят, отмечают хороший слог, да и сфера, казалось бы, близкая к литературе… Однажды редактор нашего издательства посоветовал мне начать писать прозу, когда прочел очередную мою статью. Знаете, что я? Усмехнулся. И все. Я-то знал, что в ящике стола у меня лежат исписанные листы. А никто больше не знал об этом. И не предполагал даже. И так было – всегда. Всегда, Лунь. Вы первый человек, которому я об этом рассказываю. Я уверен, что обязан был сделать это. Ибо сами небеса свели нас. В буквальном смысле. То, как Вы случайно решились открыться мне тогда, все изменило. Как видите, не только для Вас, но и для меня.

– Жизнь удивительна, – отозвалась Лена, ошеломленная горячим признанием Вилина. – Илья Алексеевич, я так поражена, что даже не знаю, с чего начать… Позвольте мне… Ну, конечно. Плох тот писатель, который не боится оказаться графоманом! – девушка коротко рассмеялась. – Как это точно характеризует мое отношение к творчеству. Как емко и глубоко. Думаю, Вы понимаете. Чувствую все то же самое, делаю все то же самое, что и Вы, и тоже никому не рассказываю.

– Вы тоже боитесь?.. немыслимо! Боитесь, что Ваша тяга писать – всего лишь стремление оправдать свое существование, а вовсе не природный талант?

– Изумительное совпадение, – кивнула Лунь, будто бы и не слыша, что Илья у нее спросил. – Как такое может быть? Как можно, встречая человека, настолько похожего на себя, не верить, что эта встреча произошла не просто так?

Затем она помолчала, глядя глубоко в себя. Илья Алексеевич терпеливо ждал. Ему стало жарко. От волнения они оба ускорили шаг.

– Талант! – сказала Лена, наконец. – А есть ли он? И что это? То, как мы оцениваем свое творение? То, как мы придумываем его? То, как мы относимся к искусству? То, как наши строки оценят другие люди? Природный дар? Генетическая предрасположенность? Дыхание Бога? Наше внутреннее самоощущение? Наше психологическое состояние? Или все вместе? Или ничего из этого? Я могу предложить еще девяносто девять вариантов, но истины это не раскроет. Как можно быть уверенным в том, что обладаешь талантом, и не бояться обнаружить, что его нет?.. Для многих – это хуже, чем смерть. Страх потерять свой талант или столкнуться с мыслью, что на самом деле его не было – хуже всего для человека, который привык, что он отличается от остальных.

– Черт возьми, Лунь! – повысил голос Илья Алексеевич. – Да Вы шутите! Вы следили за мной, подслушивали мои мысли? Как Вы все это узнали? Откуда? Вы читали мои мысли, не иначе!

– Держу пари, это еще не последнее совпадение, которое нас настигнет.

– Не верится. Нет, Вы тоже?.. Вы тоже хотите быть писателем?

– Мечтаю. Но эту мечту держит в узде суровая действительность. Я почти окончила филологический. Все то множество прочтенных мною книг, начиная античной литературой и кончая современной прозой, как бы смотрит на меня свысока и говорит, чтобы я сидела на своем месте и даже не пыталась рыпаться, стремясь забраться на их высоту. Даже если во мне и есть удивительно сильное желание творить, во мне нет ни грамма гениальности, а если этим не одарен, то, сколько ни старайся, а выйдет из тебя посмешище…

– Это мой главный страх, – понимающе закивал Илья Алексеевич. – Я тоже много читал, Лунь. Помните, Вы сказали, что книги – это порталы, позволяющие нам подчинять себе пространство и время? Причем не в переносном смысле, не ради красивой метафоры будь сказано, а на самом деле! Маленькие бумажные машины времени, перенаправляющие синапсы нашего мозга в параллельные миры… Та же самая мысль приходила ко мне несколько лет назад. Почему физики не начали исследовать эту потенциально взрывную гипотезу?

– Думаю, потому что физики в прямом смысле здесь не может быть, ведь наше тело не перемещается в пространстве и времени. Перемещается только мозг, да и то не физическая его оболочка, а нервные импульсы… Значит, этим должна заниматься нейрокибернетика, или…

– Или нейрофизиология.

– Да. Или вообще психологи.

Они помолчали, слушая шелест своих шагов.

– Взрыв мозга, – сказал Илья Алексеевич. – Я – это Вы.

– А я – это Вы.

– Вы словно и не удивлены.