Лунь

Бывал я и под Агропромом, и под Янтарём. Коридоры, отсеки, жилые помещения, «больницы» какие-то, и всё это на много этажей вниз. Кафель, сырость, вонь… «Лаборатория» одна запомнилась. Длиннющий коридор, белой плиткой выложенный, и по обе стороны, симметрично, так сказать, просторные «палаты». И чего там только не было… ящики железные с тумблерами и ламповыми схемами, перфокарты сгнившие, стеллаж с сотнями толстых папок, и в каждой листы с числами. Просто цифры, отпечатанные на машинке, но что это и зачем, ни слова. Трубы из тонкого стекла с проводами внутри, почти все побитые, автоклавы размером с грузовик, горы пробирок на полу и ещё какие-то бутыли литров на сто с фиолетовыми кристаллами. «Ботаники», конечно, интересовались моими «исследованиями», но как-то вяло, словно из вежливости. Их куда больше занимали другие вопросы, чего я решил, что с заброшенными лабораториями они знакомы и никакой ценной информации оттуда не ожидают. Глаза у них загорались только тогда, когда я доставал контейнеры — в подземельях встречались аномалии, которых никогда не видели на поверхности, и пусть очень редко, но попадались неизвестные артефакты. «Витой магнит» я нашёл под Агропромом, там же добыл «черенок» и «серый блеск». Да, знаю, те ещё названия, но, как говорится, первое впечатление — самое стойкое. Ну, «черенок» внешне и есть черенок — похож на толстую ветку, и почки на нем были, и боковые побеги. Тяжёлый вот только очень и крепкий, как арматура, еле его от стены оторвал. Оказалось — «монокристалл сверхчистого химически инертного церия с аномально высокой прочностью кристаллической решётки и самопроизвольной волновой когерентностью в плоскости симметрии». О как! А я его — «черенком»… Кристалл этот теперь по европейским институтам в броневике возят, профессора какие-то перессорились, а у меня ещё мысль была тогда — вышвырнуть его или всё-таки с собой взять. Уж больно тяжёл был, зараза…

— Лунь, а что здесь было? — Вопрос Хип отвлёк меня от воспоминаний.

— Это хороший вопрос, стажер. — Я скользнул взглядом по довольно просторному помещению. — Что здесь было вначале, убей, не знаю. Потом тут жил торговец. А после Третьей сделали схрон. И хороший схрон, надо сказать. Жить можно.

И правда можно жить. Центральное помещение было даже обставлено кое-какой мебелью — древний, продавленный диван у одной стены, нары из досок с расстеленными на них матрасами у другой. В углу чугунная печка, ржавая коленчатая труба дымохода тянется к вытяжному коробу. На тёмно-серых бетонных стенах картинки, вырезанные из журналов. Сразу видно — сталкеры вешали. Потому что между белозубыми красотками с минимумом одежды, а то и вообще без таковой, попадаются сельские домики, лес, море с полоской пляжа… и, что интересно, выбраны все фото так, чтоб в кадре обязательно было небо, синее, солнечное. Редко в Зоне такое увидишь, вот и скучает по нему сталкер. Кое-что явно осталось ещё от торговца — покорёженный стеллаж из металлических уголков, поваленный набок несгораемый шкаф с выломанным замком, кусок ржавой сетки у входа. Там же гора напиленных дров и фанерная табличка: «Сталкер! Не будь свиньёй!! Ходи наружу, блин!!!» Моё внимание привлёк гвоздь-сотка, болтающийся на длинной бечёвке возле самого входа. Подойдя поближе, я прочитал выцарапанные на стене слова: