Лукавый взор

– Молчишь? И правильно делаешь! Поможешь, никуда не денешься. А знаешь как? На ступенях особняка Талейрана найдут мешок, в котором будешь лежать ты! Ты, Державин, разрубленный на столько кусков, сколько тайных кличек было у этого предателя Талейрана, который стал вашим шпионом в Эрфурте, где шли переговоры двух императоров. Именно там бывший министр иностранных дел наполеоновской Франции Шаль-Мари де Талейран-Перигор, напуганный военными амбициями Наполеона, тайно предложил свои услуги русским. Это именно Талейран в своих письмах убедил императора Александра, что французская армия истощена, и предложил ему план захвата Парижа. Это он уговорил маршала Мармона, который командовал войсками, охранявшими столицу, чтобы тот сдал город! Не Жозеф Бонапарт, а Талейран! Как его называли, этого гнусного предателя? Знаешь? Нет? А я знаю! Анна Ивановна, Красавец Леандр, Кузен Анри, Юрисконсульт, Мой друг, Книгопродавец. Шесть кличек. Вот и тебя, Державин, распилим на шесть ломтей! К каждому будет прикреплен клочок бумаги с одной из кличек: мол, предназначено Красавцу Леандру, или Кузену Анри, или Юрисконсульту… Ну и так далее. Талейран все поймет! Он сдохнет от страха! Конечно, твой император захочет покинуть этот дом. Мы даже знаем, куда его величество надумает перебраться. Именно в Елисейский дворец! И вот там-то мы доберемся до него, потому что дворец и в самом деле заминирован. Не весь, конечно, только местами. Салон карт, Гобеленовый салон, Салон Помпадур. Рано или поздно Александр появится не в одном, так в другом, не в другом, так в третьем. Думаю, он с удовольствием сыграет в карты там, где это делал наш император. Но вряд ли выиграет. Выиграем мы! Я рад. Но больше всего меня радует, что в этом мне поможешь ты, Ванька Державин. Мой бывший лучший друг… Ты хотел отдать жизнь за своего императора? А я так сделаю, что ты у него самого жизнь отнимешь!

Удар. Удар. Удар.

Темнота – надолго темнота…

Державин с трудом приоткрыл глаза, покосился вправо, влево.

Голос Каньского еще звучал в ушах, но сейчас трудно было понять, эхо ли прежнего разговора или Каньский вернулся и снова завел свою песню. Похоронную песню!

Нет, кажется, палач и его подручный в самом деле ушли. Их голосов не слышно.

Куда они отправились? За новыми пленниками? Ловить таких же глупцов, как Державин, Коломийцев и Покровский, на ту же самую наживку в Пале-Руайале? И этих бедняг забьют до смерти, как забили Коломийцева и Покровского?

Державина Каньский тоже бил жестоко, однако останавливался, когда видел, что пленник начинает терять сознание, и ждал, чтобы тот пришел в себя. Вот так же было и во время последнего избиения, когда Каньский наконец открыл почти бесчувственному Державину свой план.

Подручный Каньского, уродливый смуглый человек, одобрительно захохотал и что-то сказал, но этого Державин уже не расслышал: провалился в обморок.

В погребе было сумрачно, однако какой-то слабый свет все же пробивался сквозь маленькое окошко. Державин смотрел на него без всякой надежды: он помнил, что Каньский со смехом сказал, что в это окошко пленнику ни за что не пролезть. Тем более связанному!

После этих слов подручный тоже долго хохотал.

Державин не знал, почему Каньский не забил его до смерти. Может быть, растягивал удовольствие. А может быть, хотел разрубить пленника на обещанные шесть частей, пока тот будет еще жив.

С него станется. Державин видел его адскую жестокость, похожую на жестокость безумца! Ах, как он клялся над трупом Катерины отомстить Юлиушу, клялся, что тот падет от его руки! Но не судьба была Юлиушу Каньскому пасть от руки Ивана Державина, а была судьба Ивану Державину умереть позорной и мучительной смертью от руки Юлиуша Каньского…

Наверное, пленник похолодел бы от ужаса, представляя свою участь, если бы и без того не замерз так, что почти не чувствовал своего тела. Ну что ж, ему остается только молиться – нет, молить Бога о том, чтобы достойно встретить мученическую смерть и не просить пощады у врага.

Да, судьба теперь встала на сторону Каньского, но винить в этом Державин не мог никого, кроме себя, дурака.

Дурака, вот именно!

…После парада Державин хотел было вернуться на Монмартр, повидаться с Ругожицким и позвать прогуляться по Парижу, однако тут на него накинулись Коломийцев и Покровский, старинные друзья по Сумскому гусарскому полку.

– Что, бросишь нас? – обиженно пробурчал Коломийцев. – Променял на каких-то пушкарей! Пошли с нами: хоть дороги здешние поразведаешь, а завтра своего Ругожицкого проведешь по ним как знаток местных дефиле, чтобы не было деривации и напрасной ретирады[89].

Друзья захохотали, оценив остроумие Коломийцева, и Державин подумал, что однополчане, пожалуй, правы. Неплохо будет предстать перед Ругожицким знатоком этих самых дефиле! К тому же давно и далеко перевалило за полдень. Пока вернешься на Монмартр, пока отыщешь Ругожицкого, пока он соберется, пока отправятся в Париж – небось стемнеет уже, ничего и не разглядишь.