Лукавый взор

Никогда в жизни Фрази не чувствовала себя такой одинокой, несчастной и лишенной надежды на счастье, как в тот день! К алтарю ее вел посаженый отец, чужой человек, мать погибла, умалишенный отчим был заперт в железной клетке, родного отца она видела только во сне… а любовь, которую она должна и обязана изливать на молодого супруга, была обращена к другому человеку! Фрази и сама поражалась тому, что вытворяло ее сердце: чем старше она становилась и чем дальше отдалялись в прошлое те два дня в Париже, когда она могла смотреть в ясные серые глаза Державина, тем сильнее сердце рвалось к этому почти незнакомому ей, может быть, во многом выдуманному человеку. С каждым шагом, который приближал Фрази к алтарю, она все безвозвратнее понимала, что не любит Шарля так, как должна любить, что никогда его так не полюбит, и если бы не то, что он спас ей жизнь и обрек себя из-за этого на страдания, если бы не желание отдать ему долг, она, пожалуй, попыталась бы ускользнуть от этого брака, но сейчас оставалось только смириться с тем, что уготовила ей, куда принесла ее судьба. Смириться – и ждать очередного прыжка этой норовистой лошадки.

Если и не счастливая, то достаточно благополучная супружеская жизнь молодых супругов длилась около месяца, а потом…

Потом все изменилось.

Однажды утром Шарль, который еще ночью чувствовал себя превосходно и даже утомил молодую жену своими ласками, не смог подняться с постели. Ноги отказали. И что бы ни делали врачи, приглашенные к нему, сколько бы ни возили его на воды и грязи в знаменитые Контрексевиль и Витель, в горы Фосий, ничего не помогало. В доме вновь появился брат Порфирий, который помогал Фрази ухаживать за Шарлем.

Так прошел еще год. Иногда Шарля, который, надо признаться, держал себя в руках необыкновенно крепко, поражали приступы невеселого горького смеха. В первый раз, когда это случилось, Фрази спросила, что с ним.

Шарль ответил:

– Я вспомнил, как твоя матушка говорила, что лет через десять этот мальчишка будет валяться у тебя в ногах, а ты – играть его судьбой.

Больше его молодая жена таких неосторожных вопросов не задавала.

Брат Бонфилий, который, конечно, знал обо всем, что происходило в семье Фрази, дал ей совет, мудрость которого она смогла понять лишь со временем: «Не оглядывайся на прошлое, верь в будущее и не бойся настоящего, доверяя Богу».

– Господь знает, куда нас направляет, – спокойно говорил монах, однако в этом спокойствии сквозила непоколебимая вера. – И если он ведет тебя к испытаниям, или даже к бедам, или даже к смерти, верь, что он спасает тебя от более тяжких и губительных испытаний – губительных если не для тела твоего, то для твоей души. А может быть, готовит к некой высшей цели, на пути к которой тебе предстоит узнать и горе, и муки, и счастье.

Фрази выслушала эти слова с горестной улыбкой и покачала головой, попытавшись понять, для какой же высшей цели Господь Бог лишил ее матери и сделал убийцей… пусть и последовавшей закону талиона, который гласил: «Перелом за перелом, око за око, зуб за зуб; как он сделал повреждение человеку, так и ему должно сделать», но все-таки убийцей, при этом ни на миг не обремененной раскаянием. А она еще благодарила Бога, который подсказал ей, куда стрелять, хотя вряд ли это был Бог…

Мысли путались, стоило Фрази начать углубляться в дебри, которые возводит перед смертным Провидение, и в путаницу тех троп, которые оно пролагает. Тем более что ей было и о чем думать помимо этого.

В один из дней Фрази, как всегда, читала мужу свежие газеты. Шарль любил слушать, как она читает: отнюдь не монотонно, а на разные голоса, весело, превращая каждую статью в маленький спектакль и придумывая дальнейшее развитие сюжета для героев статей.

– Тебе надо сделаться писательницей, – вдруг сказал Шарль. – Нам надо подумать, о чем ты можешь писать в газеты. Конечно, под псевдонимом. Например, Лукавый Взор.

И он кивнул на копию с картины Лиотара, висевшую в его спальне. Фрази не раз слышала, что напоминает мужу грацию Евфросину, свою тезку, которая смотрит так лукаво…

– Прямо сразу в газету! – покачала она головой, поразившись тому, как точно муж угадал ее тайное, глубоко спрятанное даже от себя самой желание. – Я ведь никогда не пробовала писать. Сочинять на ходу и писать – это совсем разные вещи.

– Начнем с того, что твоим первым читателем буду я, – оживился Шарль. – И если я одобрю твои заметки, мы пошлем их в газету.

– Но о чем я буду писать? – растерянно спросила Фрази.

Шарль задумался, но ответить не успел. Приехал брат Бонфилий с печальным известием: умирает Филипп Бовуар.

Фрази приказала оседлать ей коня, чтобы как можно скорей добраться до Ар-сюр-Мёрт, однако брат Бонфилий сконфуженно пробормотал, что его подвезли добрые люди, потому что все монастырские повозки были заняты, и если Фрази уедет верхом, ему придется плестись пешком.