Лукавый взор

Фрази была так поражена услышанным, что только и могла, что таращиться на Шарля. На своего будущего мужа! И ей нравилось то, что она видела. Раньше она только морщила нос, когда Филина бросала Шарлю реплики вроде: «Ну и красавчик же вы, молодой мсье! Сколько сердец разобьете своими серыми глазами!» Но сейчас Фрази впервые заметила, что у Шарля в самом деле очень красивые глаза – да, серые, чем-то похожие на глаза Державина! О, конечно, Фрази любит только Державина, только его будет любить всю жизнь… но мысль о том, что Шарль станет ее мужем, польстила ей, а еще больше польстило, что эти его серые глаза смотрят на нее… ласково, да, ласково и нежно! И она сама не заметила, когда начала рассказывать Шарлю, как армия победителей вступала в Париж, как русский гусар Дер-жа-вин выдернул Фрази из-под конских копыт, а потом он оказался связанным и избитым в подвале серого особняка в тупике Старого Колодца… И про то, как она напоила пленника, и как принесла нож, чтобы развязать веревки, которыми он был связан, и как он вырвался на свободу, но был ранен, и про застреленного поляка рассказала – про поляка по имени Юлиуш Каньский, – и про то, как из мести был убит верный друг Тибо, после чего дядя Филипп спешно увез семью из Парижа, опасаясь, что месть настигнет и их, – про все это Фрази рассказала Шарлю.

– Неужели это правда? – ошеломленно пробормотал он, недоверчиво глядя на девочку.

– Неужели правда?! – раздался, как эхо, голос мадам Рёгар, и Фрази спохватилась, что, забывшись, принялась рассказывать о парижских приключениях во весь голос!

Она проболталась. Она нарушила запрет отчима. Что теперь будет?!

– Что ты наделала, Фрази! – испуганно воскликнула Жюстина. – Ах, зачем ты рассказала о тех событиях?! Если об этом узнает Филипп, нам плохо придется. Он так боится за нас! Умоляю вас, Амели, Шарль, – никому ни слова! Это может стоить нам жизни. Сами знаете: многие ненавидят русских и тех, кто помогает им. Пожалуйста, пожалуйста!

– Я никому не скажу, – горячо проговорил Шарль. – Клянусь! Я не смогу предать свою невесту!

И он быстро поцеловал Фрази в щеку.

– Невесту?! Рано еще, Шарль, называть Фрази невестой! – возмутилась Амели. Ее лицо покрылось пятнами, руки нервно тискали края кружевного канзу. – Ты не должен этого делать, ты вообще не должен был открывать нашу тайну! Сам знаешь, отец хотел сделать предложение мадемуазель Бовуар по всем правилам! И вообще… вдруг ты со временем выберешь себе в жены другую девушку? Неужели ты думаешь, что мы будем мешать твоему счастью? Да мадам и мсье Бовуар вряд ли захотят испортить тебе жизнь, настаивая на исполнении какого-то старинного договора, правда, Жюстина, дорогая?

Жюстина растерянно кивнула:

– Ну да, мы… подумаем… обсудим…

– Матушка, что вы такое говорите? – начал Шарль. – Что это значит?!

Он не договорил: Амели вдруг схватилась за сердце и мучительно застонала, откинув голову на спинку кресла.

Фрази, которая частенько прислушивалась не только к политическим разговорам, но и к дамским сплетням, знала, что мадам Рёгар своими сердечными приступами и обмороками добивается от сына и мужа всего, что ей взбредет в голову.

Никто в истинность этих приступов и обмороков не верил! Никто, кроме мужской части семьи Рёгар.

Фрази оглянулась на мать. Она пошатнулась, и Фрази испуганно подхватила ее под руку.

Губы Жюстины побелели, темные тени вмиг окружили глаза, а пальцы, которыми она вцепилась в плечо дочери, стали ледяными. Это были уже знакомые Фрази признаки настоящего, подлинного сердечного приступа, одного из тех, от которых Жюстина отходила с трудом, и Фрази чуть не закричала от испуга, однако едва слышный шепот матери: «Нет! Молчи!» – долетел до ее слуха, и она поняла, что гордость не дает Жюстине показать свои непритворные страдания и хоть чем-то уподобиться притворщице-подруге.

– Мне очень жаль, что я тебя расстроила, дорогая, – с трудом пробормотала Жюстина. – Мы лучше уйдем. Извини. До свидания, Амели, Шарль.

Фрази метнула взгляд в его сторону. Ее «жених» обмахивал мать веером, однако смотрел он на Фрази.

Та опустила глаза. У нее язык чесался, ну просто до боли чесался ляпнуть: «Не волнуйтесь, мадам Рёгар! Филипп Бовуар всего лишь мой отчим, он не имел права заключать договор насчет моего замужества. Так что ваш сын может считать себя свободным! Слышишь, Шарль? Ты мне не нужен!»

Однако Фрази промолчала.

У нее тоже была гордость. К тому же… к тому же она боялась, что, если мадам Рёгар и Шарль готовы нарушить слово, данное так давно, они запросто нарушат и слово, данное сегодня: промолчать о тайне, которую выболтала им Фрази.

– Позвольте вам помочь, мадам Бовуар, – раздался негромкий голос, и Стах, неожиданно возникший на пороге, подал руку Жюстине.

– Я хочу лечь! – истерично возопила вдруг Амели. – Шарль, Стах, перенесите меня в спальню! Позовите горничных! Подайте воды! Слышите? Мне дурно, дурно!

Стах с виноватым выражением поклонился Жюстине и бросился на помощь к своей рыдающей хозяйке.