Лукавый Шаолинь

— Сначала мы собираемся вокруг тренера в кружок. Разговариваем на философские темы. Например, о том, каким должен быть настоящий воин. Что такое Шаолинь в широком понимании. Ты думаешь, это китайский монастырь? Ошибаешься. Или же рассуждаем, каким образом попасть под тень черного дракона. Для этого надо наложить на себя разные ограничения. И тогда станешь равнодушным и счастливым. Потом всю тренировку учим технику. Я же во шинь и занимаюсь отдельно от всех. Мне объясняют инструкторы — Влад и Тимур. И у меня все получается!

Ну, в том, что все, я преувеличила. К ушу у меня способностей было еще меньше, чем к славяно-горицкой борьбе или фехтованию. И я оставалась такой же неуклюжей. Но ни Тимур, ни Влад на меня не кричали. Они по десять раз терпеливо повторяли мне одно и то же. Видимо, для инструкторов мое обучение было еще одним методом самосовершенствования. И я тешила себя надеждой, что что-то могу. Что когда-нибудь обязательно стану воином.

Маша слушала, растянувшись на траве. Неожиданно она крепко меня обняла. Я не понимала, как расценивать этот жест. Но отстраняться совсем не хотелось. Рука Маши была маленькой и теплой.

А потом я вспомнила, что она из «Радомира», что она спала с Браном и явно знала о поутри и Гриндерсе гораздо больше, чем говорила. Я резко поднялась на ноги.

— Эля, — мягко сказала Маша, — ты все еще его любишь.

— Люблю.

Мне захотелось плакать, но потом я подумала, что сегодня пойду на тренировки. Меня больше никто не выгонит, не оттолкнет, как прокаженную. Я буду своей среди своих. Тренировки стали моим анальгином и моим наркотиком. Я готова была перегрызть горло любому за Васильича и Влада. Даже Маше. И может быть, Бранимиру.

55

«Воин должен быть свободен, — говорил Васильич, — лоялен ко всем. Обидели — улыбайся. Больно — смейся. Вот в чем сила».

«Необходимо беспрестанно самосовершенствоваться. Изживать в себе пороки — похоть, зависть, обидчивость, агрессивность. И, главное, гордость, — говорил Никита. — Васильич, когда мы были во шинь, нас унижал, постоянно выгонял с тренировок, мучил, лишь бы уничтожить в нас гордость. В ней — корень всех бед».

«Главное в воине — его моральные качества и внутренняя чистота, — говорил Влад, — на каждого из нас после Посвящения налагается ограничение, чтобы укрепить дух. Одним — не есть мяса, другим — пить лишь воду и зеленый чай. Кому-то — откзаться от секса, а кому-то — не любить. Все воины аскеты по своей сути. Ограничения делают нас лучше. И приближает нас к Шаолиню».

— А где он, Шаолинь? — спрашивала я, сидя на траве со скрещенными ногами.

— Не знаю. И никто не знает, но могу предположить, что где-то во Вьетнаме или Китае, — отвечал ушуист.

Я усердно занималась и на тренировках, и дома, и в лесу. При этом, как советовал Васильич, оставила эксперименты со светлыми зонами. И не зря. Результат я ощутила довольно скоро — улучшилось самочувствие, появилась энергия, которую надо было куда-то направлять.

Иногда я позволяла себе мечтать: вот получу пояс, докажу Бранимиру, что я настоящий воин, и уйду из мира боевых искусств. Буду жить так, как хочу. Играть на флейте, гулять по лесу, ездить на ролевые игры. Но сначала Бран выпьет свою чашу боли до дна.

Мечта о мести придавала сил, ведь вскоре тупое заучивание техники мне надоело, а стоять в спарринге пока не разрешали. Владу и Тимуру некогда было объяснять всю глубину боевого искусства, они наспех сообщали основы и убегали тренироваться. Васильич же упорно меня не замечал. Лишь однажды он произнес странную фразу:

— Почему ты думаешь, что должна стать воином, чтобы выполнить свое Предназначение?

— А в чем оно, мое Предназначение? Вы знаете?

— Кому-то надо драться, кому-то молиться, а кому-то — спасать мир.

Я так и не поняла, что имел в виду Васильич. Но это было совсем не важно.

Я чувствовала себя почти счастливой, ведь шла к своей цели, пусть и крошечными шажками. Тренировки давали мне надежду.

Отношения с ушуистами складывались по-разному. С девушками и Владом я почти подружилась, к Никите и другим парням относилась нейтрально, а Тимура откровенно недолюбливала. Тренер же продолжал меня подчеркнуто игнорировать. Я и не удивлялась, потому что ничем не заслужила его расположение.

Шли дни. Наступило лето, у нас начались тренировки в Заповедных лесах, совсем недалеко от Двойных гор. В вотчине Хранителей Равновесия, карликов поутри. У меня болели мышцы от неудобных, неестественных стоек. Но я с маниакальным упорством повторяла их.

— Ингеборг— тайтен— отрантен, — шептала я названия позиций, ломая язык.

— Во шинь, — услышала я холодный голос Тимура. Мне показалось, что по стеклу царапают ногтями.

— Во шинь, — все лето ты будешь учить стойки и удары, удары и стойки. Мне надо, чтобы ты делала их идеально.

— Во-первых, меня зовут Эля, во-вторых, меня уже тошнит от стоек, и ноги болят.

— Отдохни, во шинь.

— Эля! Я не буду больше их зубрить. Покажи мне что-нибудь другое. Например, научи махать шестом.

— Извини, во шинь, но без знания ударов и стоек мы не можем двигаться дальше.