Лукавый Шаолинь

А потом начались слухи о предстоящей ролевой игре. Я забыла о своей неуклюжести, детских обидах и даже о Грине. Мы с Машей мастерили себе костюмы! Ответственное дело. Мы решили перевоплотиться в двух чародеек, которые должны отомстить за смерть своего учителя. Игра намечалась по произведению обожаемого мной Анджея Сапковского «Ведьмак», и я мечтала окунуться в атмосферу костров, ночного неба, песен под гитару и безудержного, сумасшедшего фэнтези.

Я хотела убежать в вымышленный мир Сапковского, чтобы забыть о повседневности. В игровой реальности я была прекрасной, сильной волшебницей, а в обычной жизни — неуклюжей и полноватой девочкой, безответно влюбленной в своего тренера. Мы с Машей перестали заниматься с мечами и целыми днями просиживали за шитьем костюмов. Я мастерила себе обтягивающее зеленое платье с капюшоном, подчеркивающее цвет глаз, а рыженькая Маша — черное и плащ.

Даже Иней подключилась к работе и пришла в клуб. Подруга обещала вышить подол моего платья растительным узором. Но я быстро отказалась от ее услуг, когда увидела странный блеск в серых глазах Грина. А Хадсон, еще один реконструктор, с которым я любила иногда поболтать, попросил ее передать нитки, заикаясь и краснея. Еще не хватало, чтоб весь клуб влюбился в Инея!

Другие девушки из «Бастиона» также колдовали над нарядом, забыв про тренировки. Это не могло понравиться Гриндерсу, и однажды он отчитал нас за лень:

— Вы вообще хотите научиться фехтовать? Стать здоровыми и сильными? Или ждете принцев на белом коне, которые будут защищать вас на темных улицах от бандитов? Нескоро дождетесь…

После такой отповеди мы принялись за тренировки с удвоенным усердием. Я все больше стеснялась своего тела и неуклюжести. Мне казалось, что одноклубники смеются над каждым моим движением. Особенно много слез мне доставляла игра в регби. Мое самолюбие задевало, что, когда капитаны отбирали людей себе в команду, меня выбирали в последнюю очередь.

А еще я очень боялась мяча и всегда стремилась от него спрятаться, прижавшись к стене, но из-за плохой координации мне постоянно прилетало по лицу. И тогда я подолгу сидела в раздевалке, глотая кровь и злые слезы. Маша утешала меня, а я смотрела на нее с перекошенным от зависти лицом: ловкая, спортивная, проворная. А какая гибкая — можно в узел связать.

Но долго грустить я не умела и вскоре снова начинала смеяться. Нам с Машей казалось смешным абсолютно все, наверное, поэтому мы производили впечатление глупеньких и недалеких девушек. Нашим любимым занятием было разыгрывать одноклубников. Некоторые принимали шутки близко к сердцу, и мы, сами того не замечая, получали недоброжелателей.

Я продолжала подкладывать Грину записки и подарки, всегда подписываясь «тайный друг». Он же старательно делал вид, что ничего не замечает. Я не унывала, мне нравился сам процесс написания записки. Обычно она была лаконичной: «Привет, Гриндерс! Ты не замечаешь, что ребята сегодня какие-то злые и напряженные. Что это с ними? Твой тайный друг», или «Здравствуй, Грин! Тебе понравился новый щит Хадсона?»

Любимым моим развлечением было смотреть на моего тренера, когда он этого не видел. Я наблюдала за его ловкими движениями, пыталась заглянуть в серые глаза, а иногда мечтала, как прижмусь к этой мужественной груди. Особенно мне нравилось, когда Грин надевал кольчугу, тогда он становился в моих глазах самым привлекательным мужчиной на свете. Но потом я с грустью вспоминала свою неуклюжесть и только вздыхала, не решаясь подойти к нему. Хотя Гриндерс был весельчаком и душой компании вне клуба, на тренировках он не давал спуску никому. Он никогда не ругал меня, только говорил:

— Эля, занимайся, посмотри на девочек, каких они достигли успехов. Да хоть на Машу! Если не дана тебе ловкость от природы, добирай свое упорством. Тренируйся в пять раз больше остальных. Я вижу в тебе потенциал. Просто есть люди, которым нужно больше времени. Ты же можешь, ты — сильная!

И это действовало на меня лучше любого допинга. Я стискивала зубы и отрабатывала приемы до кровавых кругов в глазах. И после такой выматывающей тренировки мне становилось неуютно в клубе. От запаха стружек тошнило, девушки казались зазнайками, а наших бравых парней я просто боялась. Мне чудилось, что все смеются за спиной. Впрочем, бывали и счастливые моменты, когда Гриневич хвалил меня, или когда я, забывая о своей неуклюжести, с удовольствием играла в регби.

Впрочем, я так увлеклась описанием клубной жизни, что совсем забыла о приближающейся игре. Мы с воодушевлением готовились к ней, и я снова обрела свою природную жизнерадостность. Я бегала по клубу, всех тормошила и многим мешала, но мне улыбались, как улыбаются расшалившемуся ребенку. Теперь я каждую тренировку ждала с нетерпением. У меня даже что-то начало получаться в фехтовании. Да и тело укрепилось, утратив подростковую округлость.