Лукавый Шаолинь

— Я знаю, чего ты хочешь, — усмехнулся мой бывший жених. И усмешка его была не злой, а какой-то усталой, — моего унижения, моей боли.

И тогда этот гордый и жестокий человек встал на колени, а потом и вовсе распластался на полу.

Меня душили рыдания. Никакого чувства удовлетворенной мести не было и в помине. Я не могла видеть того, кого так любила, униженным.

— Встань, пожалуйста, встань, — я едва могла говорить. — Зачем ты так?

— Потому что я люблю тебя. Потому что никакое боевое искусство не дает того, что дает любовь.

— Встань! — я почти кричала. — Будь мужчиной!

— Я уже давно не считаю себя мужчиной. С тех пор, как поднял на тебя руку. Ты меня прощаешь?

— Да, да, прощаю! — меня била крупная дрожь.

Бран поднялся. Некоторое время помолчал, опустив голову. Затем прижал меня к себе.

— Теперь рукопашка не стоит между нами. Я ушел из «Радомира». Уходи и ты из ушу. И мы будем вместе.

— Бранимир, хватит, — мягко сказал Никита, — отпусти Элю, прошу тебя. Она тебя уже не любит. И она наша. Поверь, мы сможем сделать ее счастливой. Я ее сделаю счастливой. Обещаю.

Любимый долго смотрел на меня.

— Эля, с кем ты? С ними или со мной?

— С ними. Прости.

Бран долго молчал. Я видела, что он пьет чашу боли до самого донышка. Я была отомщена. Но счастливой себя не ощущала.

— Что ж, я тебе больше не враг, во шинь, — Бранимир горько засмеялся, — ладно, прощай. И… держи кистень, пригодится. А еще… Еще не поднимайся на Двойные горы, кто бы тебя ни просил об этом.

— Спасибо, учитель, — я поцеловала ему руку и церемонно поклонилась.

Бранимир крепко поцеловал меня в губы и пожал руку: «Будь счастлива».

Никита и Влад смотрели неодобрительно, но молчали. Васильич протянул руку бывшему ученику:

— Браник, хватит уже ненавидеть. Ты бы тоже мог стать мон шинь, если бы поверил в себя. А вместо этого ты променял ушу на русский стиль. Помнишь Григорьича, Волка, Аварию? Они уже все во Вьетнаме. И они нашли свой Шаолинь.

— И Авария?

— Нет, Авария вышла замуж. Но и она нашла свой Шаолинь. Повторяю тебе: отпусти Элю. У нас сейчас в клубе совсем другие порядки, и давно уже нет того беспредела, что при Григорьиче.

— Ладно, хоть я и не верю в вашу бескорыстную симпатию к Элизе, — Бран ответил на рукопожатие. — Но я доверяю ее вам, Сергей Васильевич. И предоставляю собственной судьбе. Но если вы не сделаете ее счастливой, если попытаетсь подставить и причинить зло, я вас из Вьетнама достану. Клянусь Перуном!

Мы вежливо попрощались, но я не могла отделаться от странного чувства незавершенности, незаконченности…

И все равно испытывала жажду мести. Мне не стало легче. Боль угнездилась где-то в подреберье и готова была выскочить в любой момент.

59

А потом мы вернулись домой. И начались обычные тренировки. Я несколько раз перезванивалась с Яром. И говорила ему о том, что истинная красота — не в боевых искусствах, а в нем самом. Яр мне не поверил и ушел из «Радомира». Вскоре я узнала, что он стал заниматься кунг-фу.

Тор все свои силы отдал исторической реконструкции. В этом деле он достиг больших высот и даже побывал на международном фестивале.

Как я и предсказывала, Бранимир вскоре женился. У него родились двое сыновей-погодков. Будущие радомировские бойцы. Жена Бранимира была хорошенькой, чуть полноватой молодой женщиной. И никогда не занималась боевыми искусствами. Но она поддерживала дело своего мужа и гордилась им. И смогла сделать Брана счастливым, а мой бывший тренер носил ее на руках. Меня он вычеркнул из своей жизни. Все это рассказала Маша через год после нашего поединка.

А я продолжала заниматься ушу в клубе «Воинский путь к Шаолиню», хотя достигла своей цели и отомстила Бранимиру. Вот странное дело, после того, как я его простила, во мне словно освободилась некая светлая сила. Тренировки стали приносить огромную радость. Никита даже не пытался скрывать, что я его любимица, и хвалил без остановки. Влад тоже относился ко мне тепло. Он обладал особыми способностями, как и Васильич, умел делать массаж и снимать боль.

А потом произошло одно событие, после которого я изменила свое отношение к Владу.

Однажды после тренировки Никита вызвался меня проводить, объясняя это тем, что нам по пути. Я набралась смелости и задала самый волнующий меня вопрос:

— А правда ли, что мон шинь нельзя любить?

— Кто тебе это сказал? — удивился мой тренер.

— Наш Влад. Он утверждает, что только аскеты могут найти свой Шаолинь.

— Ты врешь. Влад не мог тебе этого сказать.

— Почему же?

— У него самого — беременная жена.

Мой мир рушился. Я смотрела на Никиту, но не видела его. Мне захотелось ударить его, закричать, убежать. Но я только отвернулась от него и тихо заплакала. На дворе стояла поздняя осень, и мне показалось, что Никита не заметил моих слез. Через несколько минут я овладела собой и оживленно стала расспрашивать тренера об экзамене на пояс.

— Не волнуйся, — засмеялся Никита, — тебе еще до него долго. А Владика не осуждай, станешь мон шинь — поймешь его.