Лукавый Шаолинь

— Во шинь этого хотела, — возразил Васильич. — Она загибалась от душевной боли. Я же не думал, что этот идиот Бран будет бить ее в полную силу. Девочка, подойди. Постараюсь помочь. Мне кажется, он тебе что-то отбил.

Но я сделала вид, что не слышу своего тренера.

С огромным трудом Бранимир поднялся и подошел ко мне. Их последних сил я встала и посмотрела на него.

— Эля, даже после того… даже после нашего боя. Я предлагаю тебе быть моей женой. Я хочу, чтоб ты родила мне сына. Я все это затеял ради тебя. Чтобы твоя злость утихла. Я ведь знал, что ты захочешь мне отомстить. Вот кистень, бей, не жалея. Но потом поцелуями залечи мои раны.

Я разжала ладонь, кистень упал к моим ногам.

И не успела ничего ответить, потому что Влад силой отдернул меня от Брана. Радомировцы совсем озверели.

— Это беспредел, — закричал Владимир, — ушуисты не дают Эле право выбора. Бейте их, ребята!

И радомировцы поперли всей толпой. Началась сумасшедшая драка. Сеча. Но мне было не до нее и даже не до Бранимира. Тот оклемается. Не мог Яр сильно прибить своего друга и одноклубника.

Я ползла в тренерскую раздевалку. Я ползла к Яру, потому что почувствовала недоброе. Наверное, ушу действительно развивает интуицию. И я успела просто чудом. Еще минута, и он бы перерезал себе вены. Я проявила удивительную ловкость. Забыв о своей всегдашней неуклюжести, когда речь зашла о спасении человека, вырвала нож из рук радомировца. И ударила его. Нет, не кулаком или ногой. Я залепила ему пощечину. Лучшее средство от истерики.

Затем слепила огненный шар и растянула светлую зону. Как же это легко, когда не размышляешь над техникой. Нас обоих накрыла волна экстаза. Больше Яр не плакал. Он просто снял с меня кимоно и робко начал ласкать. Мы целовались, как безумные, мы любили друг друга в то время, когда наши клубы бились насмерть друг с другом.

— Вот она где, красота, — шептал Яр, — в женщине.

Мы были пьяны друг другом. Нет ничего прекраснее, чем заниматься любовью сразу после боя.

Но тут на пороге возникли Владимир и Васильич. Я смотрела на них без малейшего стыда, даже не пытаясь прикрыться. Тогда Васильич снял с себя кимоно и бросил мне. А после спросил:

— Водки хочешь?

— Хочу.

Натянув кимоно, я вышла к ребятам. Ушуисты и рукопашники сидели в обнимку и пили водку. У всех были подбиты глаза. У некоторых сломаны носы, у пары человек — травмы покруче. Они распевали песни и клялись друг другу в вечной дружбе. На один вечер все вдруг позабыли о нравственности. Даже Васильич не осмелился читать нотации своим ученикам. Да и, если честно, ему в тот момент было наплевать на наш моральный облик.

Бранимира я встретила в коридоре. Абсолютно трезвого и даже успевшего смыть кровь.

— Эля, я желаю тебе добра.

Неожиданно я успокоилась. Я обняла его и поцеловала. Но я была холодна, как лед.

— Обещай мне, что будешь усердно тренироваться, что полюбишь женщину. Верь мне, у тебя обязательно будет сын. И все будет! Поверь!

Бранимир смотрел на меня так, будто я его ударила.

— Знаешь, — тихо сказал мне мой бывший тренер, — раньше я говорил, что ты никогда не научишься биться, что ты — вечная во шинь. Но я забираю свои слова назад. Ты добьешься многого. Может, чемпионкой станешь. Ты все-таки научилась равнодушию и обрела силу, а за воинскими навыками дело не станет. И что, как тебе живется без эмоций по нравственным правилам, которые придумал Васильич?

— Мне живется спокойно и счастливо. Наша любовь приносит только горе, — я покачала головой, — уродливый отросток, который надо удалить.

— Нет, ты давно уже меня не любишь, — грустно сказал Бранимир. — Ты тогда бросила кистень, но то, что происходит между нами, хуже любого оружия. Я так хотел сделать тебя счастливой, но только сейчас осознал, что для тебя Шаолинь вовсе не в боевых искусствах.

— Отпусти меня, Бран, — прошептала я, — спасибо тебе за все. Ты сделал меня сильной.

— Во шинь! Мы тебя обыскались.

Передо мной стояли Васильич, Никита и Влад.

— Браник, ты чем-то ее обидел? — спросил тренер.

— Как ты его назвал? — удивилась я.

— Меня так никто не называл уже лет пятнадцать, Сергей Васильевич, — сказал Бранимир. — Вот мы и свиделись. И я очень рад. Вы мне всю душу искалечили, то приближая к себе, то отталкивая. А теперь за Элю принялись. За мою Элю! За мою любимую женщину. «Во шинь, мон шинь, Шаолинь». Заморочили девчонке голову. Но ее я вам не отдам.

— Не отдашь, Браник? — засмеялся Васильич. — Да она уже наша. И она сделает то, что не удалось тебе — станет мон шинь клуба. Это сегодня она проиграла. Но придет день, и Эля будет лучшей из лучших. Изменит мир, спасет нас всех от зла, которое наползает со всех сторон. Это я тебе обещаю. И ты ее возненавидишь так же сильно, как любишь сейчас.

— Эля, не слушай его, — тихо сказал Бранимир, — я хотел одного, чтобы ты стала воином. Я не использовал тебя в своих целях. Я просто хотел, чтобы моя жена стала валькирией.

— Неужели нельзя было любить меня просто так? Неуклюжую, слабую, неумелую? Ничего не понимающую в боевых искусствах?