Лука + Айвии четыре певчие птички

— О, ты тот самый гость, — говорит она, накладывая еще пирога. — Мне не терпится узнать об этом побольше. А пока, видишь вон ту пару у окна? Они только что доели свою пиццу. Не могла бы ты убрать их тарелки и заменить их этими? — Она указывает на кусок вишневого пирога, а затем на шоколадный с кремом. — Для девушки и парня, соответственно, хотя я предполагаю, что они поделятся. Спасибо.

Только после того, как я пробираюсь через клиентов к столику, убираю тарелки и отдаю пирог, меня догоняет комментарий «тот самый».

— Приготовься, — шепчет Лука мне на ухо.

Шепот пробегает по моей щеке. Пахнет свежей хвоей даже через запах соленого теста и маслянистой корочки. Это как стрела в сердце, заставляющая меня понять, что означает комментарий про гостя. Очевидно, Фрэнки проболталась. И мне приятно, я польщена тем, что стала частью разговора в этой семье.

Семья, которая вместе работает, вместе смеется и вместе ест ‒ все они, старший и младший братья у дровяной печи, средний брат с зачесанными назад темными волосами и мужчина, который, как я предполагаю, является отцом, за угловым столом складывают коробки с пиццей.

Невысокая женщина у кассы тянется обнять его, а Лука наклоняется. Она обхватывает его лицо, целует в каждую щеку и говорит:

— Я слышала, у тебя гость…

Потом она видит меня. Ее лицо светлеет. Женщина целует меня в обе щеки и говорит что-то по-итальянски. Я узнаю слово bella¹⁵. Она гладит меня по волосам и крепко сжимает мою руку.

— Я никогда не теряла надежды на моего Луку.

Он морщит нос и говорит:

— Ма, не спугни ее.

— Нет, думаю, что ты сам можешь это сделать. Но не смей. На это Рождество я загадала одно желание. Точнее, шесть…

И снова она прерывается, когда по лестнице спускается молодая женщина в звенящих вязаных тапочках. Они встречаются у двери с надписью «Только для сотрудников». Лука исчезает на кухне, похоже, оставляя меня отвечать за кассу.

Через некоторое время возвращается мама Коста и в перерывах между выдачей сдачи клиентам рассказывает мне о том, как Лука долго был потерян, а теперь нашел меня.

— Ирония в том, что это я потерялась и забрела на его территорию.

— Да, я слышала о твоей машине. Такая удача. — Она подмигивает. — А теперь расскажите мне о себе.

Не знаю, что это ‒ ее мягкий акцент, материнское тепло или властное присутствие, даже если ее рост едва превышает пять футов, но я открываюсь маме Луки, рассказывая о приемной семье, моей матери и Айрис. Я не упоминаю о паршивых парнях Айрис и уж точно ничего не говорю о Райфе.

— Тогда, похоже, вы нашли друг друга. Ты нашла семью. Какое счастье. — Она сжимает мою руку.

Чувствуя на себе чей-то взгляд, я оглядываюсь через ее плечо и вижу Луку в дверном проеме. Его кривая ухмылка ослабевает. Я беспокоюсь о том, что это может означать, если между нами ничего не получится. Это будет означать, что я откажусь не только от недели жизни. Это значит раз и навсегда потерять надежду на то, что моя жизнь может сложиться иначе, чем она началась ‒ оторванная от семьи, относительно одинокая, всегда потерянная, всегда в поиске.

Несколько часов спустя, когда все стихает, мы наслаждаемся семейной трапезой, состоящей из нескольких сортов пиццы, включая пиццу с курицей буффало, зеленым луком и голубым сыром, названную в честь Луки. К ней прилагается салат, а также чесночный хлеб и фрикадельки, которые, по словам Нико, мама привезла контрабандой.

— Их нет в меню ни в одной из пицц, — объясняет Джио.

— Я же сказала тебе, что сделаю их и для клиентов, — говорит миссис Коста.

— Ты ничего такого не сделаешь. Мы на пенсии, Мария, — говорит мистер Коста.

— Тогда что мы делали здесь весь день? — спрашивает она, разминая пальцы.

— Помогали. Это совсем другое, чем работа, — отвечает он.

Они с любовью перебрасываются шутками. Я поворачиваюсь к Луке, сидящему рядом со мной. На самом деле, из-за того, что мы все толпимся вокруг сдвинутых вместе столов, я практически у него на коленях. Я не возражаю против бабочек, которые просыпаются от его прикосновения. Его взгляда. Его слов, прошептанных мне на ухо.

— Я вижу, ты несешь семейный факел.

— В каком смысле? — спрашивает он.

— Готовка, уверенность, упрямство.

Он усмехается.

— Да. Думаю, ты все правильно поняла.

После уборки мы все желаем друг другу спокойной ночи, что занимает еще около часа, так как все втягиваются в побочные разговоры.

— Я отвезу тебя домой, а потом мне придется вернуться, — говорит Лука.

— Зачем? — спрашиваю я, размышляя о слове «дом».

— Мне нужно провести инвентаризацию и подготовиться к завтрашнему дню. Слухи об этом месте распространились, и у нас уже больше заказов, чем мы можем обработать. Я вызвался добровольцем.

— Что отличается от работы, верно? — спрашиваю я, повторяя предыдущий комментарий мистера Косты.

— Ты все поняла.

Я неловко ерзаю.

— Эм, честно говоря, я бы предпочла остаться здесь и тоже помочь.

— Ты не обязана. Ты и так много сделала сегодня. Попала с корабля на бал. Это было впечатляюще.

— Да, но я не хочу быть одна.