Стенать мужчине иногда позволительно, хоть и редко; вопить непозволительно даже и женщине. ‹…› Если и случится вскрикнуть мужу сильному и мудрому, то разве лишь затем, чтобы усилить свое напряжение, – так бегуны, состязаясь, кричат что есть сил, так, упражняясь, подают голос атлеты, так кулачные бойцы, ударяя противника, вскрикивают, ‹…› – это не потому, что им больно или что они струсили, а потому, что при крике все тело напрягается и удар получается сильнее.
Для полководца и солдата одни и те же труды тяжелы по-разному – полководцу они легче, потому что ему за них выше честь.
Душе приходится судить о своей болезни лишь тогда, когда то, что судит, само уже больное.
Сострадание есть горе о чужом несчастье, ‹…› зависть есть горе о чужом счастье.
Тиран Дионисий, изгнанный из Сиракуз, в Коринфе учил малых детей – так не хотелось ему расставаться хоть с какой-то властью!
Единственное зло в нашей жизни – это вина, а вины не бывает там, где случившееся не зависит от человека.
Гай Гракх, вконец опустошивший казну даровыми раздачами, на словах всегда был защитником казны.
Непредвиденное поражает сильнее.
* Женоненавистничество возникает из страха.
Искать меры в пороке – это все равно что броситься с Левкадской скалы и надеяться удержаться на середине падения.
Мужество бывает и без ярости, а гнев, напротив, есть черта легкомыслия. Ибо нет мужества без разума.
Мужество не нуждается в помощи гнева: оно и само приучено, готово, вооружено ко всякому отпору. Иначе можно сказать, что и пьянство, а то и безумие тоже полезно мужеству, так как и пьяные и безумные тоже отличаются силою.
Соперник томится о чужом добре, которого у него нет, а завистник – о чужом добре, потому что оно есть и у другого.
Если есть любовь на свете – а она есть! – то она недалека от безумия.
Думают даже, будто старую любовь, как клин клином, можно выбить новой любовью.
* Слава – суд толпы, состоящей из глупцов и подлецов.
Из всех поэтов, которых я знал, ‹…› каждый считал себя лучше всех.
Где хорошо, там и отечество.
* Для человека ученого и образованного жить – значит мыслить.
Глуховат был Марк Красс, но глуховат несчастливо: то, что против него говорилось дурного, он слышал.
…Красивые слова, пустое колебание воздуха.
Когда я вижу, как тщательно уложены его волосы и как он [Юлий Цезарь] почесывает голову одним пальцем, мне всегда кажется, что этот человек не может замышлять такое преступление, как ниспровержение римского государственного строя.
Победив Помпея, Цезарь приказал с честью восстановить его поверженные статуи. Цицерон сказал: «Восстанавливая статуи Помпея, Цезарь укрепляет свои собственные».
Гирций ‹…› в речи своей против Пансы сказал об одной женщине, что она десять месяцев носила сына своего
Цицерон, увидя, что его зять Лентул, человек маленького роста, опоясан длинным мечом, сказал: «Кто привязал моего зятя к мечу?»
Однажды, когда Цицерон ужинал у Дамасиппа, тот, угощая его посредственным вином, сказал: «Выпей этого фалернского, ему сорок лет». – «Право, – сказал Цицерон, – оно не по летам молодо».
Клавдий Элиан