Читаем Лучшее полностью

— Алфавитная письменность появилась в этом регионе раньше языка жестов, — объяснил Терренс. — Фактически, способ общения с помощью жестов начал развиваться после прихода испанцев. С его помощью стали объясняться с чужеземцами, а не с индейцами других племен. Но в одной части мира язык жестов получил письменное воплощение: так появились китайские иероглифы. Они возникли из потребности разных народностей общаться друг с другом. Поэтому вполне допускаю: если бы человечество изначально разговаривало на одном языке, никаких письменных языков не возникло бы. Письменность всегда начиналась как возведение моста над пропастью, так что наличие пропасти — необходимое условие.

— Пропасть как раз есть, — сказал Штайнлезер. — Этот столб — все равно что дымоход, полный смрадного дыма. Его верхняя часть не может быть старше нижнего слоя кургана, ведь курган рос в результате эрозии столба. Но, судя по некоторым признакам, они одного возраста. Мы все словно заколдованы: проработали здесь два с половиной дня, но так и не осознали, насколько невозможно происходящее здесь. Древние наутланские символы времени базируются на символе эолового столба. Настоящее — нижняя часть дымохода и горящий в основании огонь. Прошлое — черный дым из дымохода. Будущее — белый дым из него. На вчерашнем камне был символ-подпись, который я не понял и не понимаю до сих пор. Кажется, он указывает на что-то, падающее со столба, а не восходящее ввысь.

— Вообще-то столб не похож на дымоход, — заметила Магдалина.

— Девица из любовного послания тоже не похожа на утреннюю росу на ядовитом остролодочнике, — отозвался Роберт, — но мы же принимаем сравнение.

Некоторое время они рассуждали о невозможности происходящего.

— У нас как будто шоры на глазах, — говорил Штайнлезер. — С сердцевиной столба явно что-то не так. И наверняка с остальной его частью тоже.

— Конечно, не так, — поддержал его Роберт. — Ведь большинство слоев столба можно соотнести с определенными периодами жизни реки. Я ходил сегодня вверх-вниз по течению. На песчанике одного из участков нет следов эрозии. Русло сдвинулось там на триста метров, и песчаник оказался под столетним слоем суглинка и дерна. На других участках камень срезан. Можно объяснить, в какие времена формировались отложения большей части столба, можно найти соответствия вплоть до нескольких веков в прошлое. Но когда появились верхние три метра? Для них нет соответствия. Таким образом, дорогие мои, века, к которым относится верхняя часть столба, попросту еще не наступили!

— А когда появилась темная шляпа на его вершине? — начал было Терренс, но запнулся. — Кажется, я схожу с ума. Там нет никакой шляпы. Я точно свихнулся.

— Не больше остальных, — заметил Штайнлезер. — Мне кажется, я ее сегодня тоже видел. А потом ее не стало.

— Эти письмена на камне — как старый полузабытый роман, — тихо проговорила Эфил.

— Так и есть, — кивнула Магдалина.

— Не помню, что случилось с девушкой из того романа…

— Зато я помню, — сказала Магдалина.

— Читай третью главу, Говард, — попросила Эфил. — Я хочу знать, чем все закончилось.

— Сначала проведем профилактику простуды и выпьем виски, — скромно предложил Антерос.

— Так никто не жаловался на простуду, — удивилась Эфил.

— У тебя свой взгляд на медицину, Эфил, у меня свой, — сказал Терренс. — Так что я выпью. Хотя у меня не простуда, а скорее, озноб от страха.

Они выпили. Потом некоторое время беседовали, и кое-кто начал клевать носом.

— Уже поздно, Говард, — сказала Эфил. — Перейдем к следующей главе. Она последняя? А то пора спать. Завтра много работы.

— На третьем камне, втором из найденных сегодня, — более поздняя форма письменности. На камнях она прежде не встречалась. Это рисуночное письмо индейцев кайова. Они использовали шкуры бизонов, выделанные под пергамент, и наносили письмена в форме разворачивающейся спирали. Усложненную форму — а здесь именно она — это рисуночное письмо обрело сравнительно недавно. Совершенства оно не достигло — возможно, из-за влияния белых художников.

— Насколько недавно, Штайнлезер? — спросил Роберт Дерби.

— Полтора века назад, не более. Но на камнях письмена кайова прежде не встречались. Они просто не рассчитаны на то, чтобы их высекали в камне. Хотя здесь, в этом месте, столько чудес… Ладно, перехожу к тексту. Или точнее сказать — к пиктографии?.. «Тебя пугает мягкая земля, грубый грунт и камни, тебя пугает влажная почва и гниющая плоть. Ты совсем не любишь. Но ты веришь уходящему в небо мосту, опирающемуся на лианы, которые чем выше, тем тоньше, пока не становятся тоньше волоса. Это не мост в небо, и по нему ты не пройдешь в небеса. Веришь ли ты, что корни любви растут снизу вверх? Они идут из глубин земли, а земля — это старая плоть, мозг, сердце и внутренности, это старые кишки бизонов и змеиные пенисы, это черная кровь, гниль и стенающая подпочва. Это — старое измученное Время, и корни любви растут из его запекшейся крови».

— У тебя получается поразительно подробный перевод простых спиральных рисунков, но я уже получаю удовольствие, — заметил Терренс.

Перейти на страницу:

Все книги серии Зарубежная фантастика «Мир» (продолжатели)

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии