Он знал сотню верных способов убить. Проблема заключалась в том, где и когда это сделать. Все последнее время она была настороже, ожидая смертельного удара. Если не от Трясучки, то от кого-нибудь другого. Желающих, конечно, имелось в избытке и без него. Рогонт понимал это и трясся над нею, как скряга над своим золотишком. Приставил охрану, поскольку нуждался в том, чтобы она привлекла на его сторону народ Талина. Поэтому Трясучке оставалось только ждать подходящего момента. Но он мог и потерпеть. Карлотта правильно сказала. Ничего хорошего не сделаешь… в спешке.
– Держись к ней поближе.
– Что?
Со стороны слепого глаза к нему подъехал не кто иной, как сам великий герцог Рогонт. Трясучке стоило большого усилия не заехать кулаком в его насмешливое, красивое лицо.
– У Орсо здесь еще остались друзья. – Рогонт пробежался нервным взглядом по толпе. – Агенты. Наемные убийцы. Угроза всюду.
– Угроза? Но все вроде бы так счастливы…
– Шутить пытаешься?
– Какое там, не умею, – ответил Трясучка столь простодушно, что герцог не понял, насмехаются над ним или нет.
– Держись поближе! Ты ведь ее телохранитель!
– Я знаю, кто я. – И Трясучка широко улыбнулся. – Об этом не беспокойтесь.
Затем пришпорил коня и выдвинулся вперед. Поближе к Монце, как было велено. Оказался так близко, что видел теперь играющие желваки на ее лице. Так близко, что мог бы, вытащив топор, расколоть ей голову.
– Я знаю, кто я, – повторил он шепотом.
Не чудовище. Просто устал.
Торжественный проезд завершился, наконец, в центре города, на площади перед Сенатским домом – старинным зданием, крыша которого провалилась еще века назад. Мраморная лестница перед входом растрескалась, из трещин проросла сорная трава. Резные изображения забытых богов на высоком фронтоне сточило время, уцелевшие выступы служили теперь насестом для чаек. Поддерживавшие фронтон десять огромных колонн, покрытые потеками птичьего помета и обрывками старых объявлений, угрожающе покосились. Но могучий этот реликт, свидетельство утраченного величия Новой империи, по-прежнему заставлял казаться маленькими прочие дома, понастроенные вокруг.
От лестницы в людское море, плескавшееся на площади, выдавался помост, сложенный из выщербленных каменных плит. В одном углу стояла статуя Скарпиуса высотой в четыре человеческих роста, дарующего миру надежду. Кисть его простертой руки отломилась несколько сотен лет назад, и, в качестве вопиющего примера непочтительности Стирии к былым идолам, никто так и не удосужился приделать ее на место. Перед статуей, на лестнице, вдоль колонн стояли суровые стражники. На куртках у них красовался крест Талина, хотя, как знала Монца, то были люди Рогонта. Может, Стирии и предстояло отныне стать одной семьей, но вряд ли здесь отнеслись бы благосклонно к голубым осприанским мундирам.
Соскочив с коня, она двинулась по узкому проходу в расступившейся толпе. На стражников со всех сторон напирали горожане, выкрикивая ее имя, прося благословения. Словно ее прикосновение могло принести какую-то пользу. Пока еще никому не принесло… Монца, глядя вперед и только вперед, до боли стиснула зубы в ожидании клинка, стрелы, дротика, чего-то, что станет ее концом. Радостно убила бы сейчас за одну сладкую, дарующую забвенье затяжку… но она пыталась бросить. И убивать, и курить.
Скарпиус, пока она поднималась по лестнице, таращился на нее сверху поросшими лишайником глазами, словно вопрошая – «и эта сука все, на что они сподобились?». Над ним высился гигантский фронтон, и у Монцы мелькнула мысль, не сочтет ли эта каменная махина момент подходящим для того, чтобы обрушиться, наконец, и погрести под собою всех властителей Стирии разом, и ее саму в том числе?.. Следом явилась надежда, что так и будет и настанет конец невыносимо тяжкому испытанию.
Посреди помоста нервно топталась стайка главных, что означало хитрейших и жаднейших, горожан Талина, обливавшихся потом в своих самых дорогих нарядах и глазевших на Монцу, как голодные гуси на миску с крошками. Они столь дружно склонили головы перед нею с Рогонтом, словно репетировали заранее. И это почему-то особенно ее разозлило.
– Благодарю, – рыкнула она.
Рогонт протянул к ним руку.
– Где венец? – Нетерпеливо щелкнул пальцами. – Венец, венец!
Ближайший из именитых горожан выглядел, как скверная карикатура на мудреца. Длинная белая борода, горбатый нос, зеленая войлочная шапка, похожая на перевернутый ночной горшок. Скрипучий низкий голос.
– Я – Рубин, госпожа, избранный говорить от города.
– Я – Скавьер, – сообщила толстуха в лазурном платье, вырез коего открывал пугающе глубокую ложбинку меж грудями.
– А я – Груло. – Вперед нее попытался протолкаться высокий худой мужчина с головой лысой, как задница, но не преуспел.
– Наши главные купцы, – представил обоих Рубин.
Рогонта это заинтересовало мало.
– И что?
– Если позволите, ваша светлость, мы хотели бы обсудить кое-какие детали мероприятия…
– Да? Слушаю!
– Касательно титула… мы полагаем, что лучше, возможно, отказаться от дворянского. «Великая герцогиня» будет напоминать о тирании Орсо.