Лучше подавать холодным

– Мы надеялись, – позволил себе вмешаться Груло, – на что-то, отражающее чаяния простого народа.

Рогонт сморщился, словно слова «простой народ» имели для него привкус мочи.

– Чаяния?

– Избранный президент, возможно? – предложила Скавьер. – Первая гражданка?

– В конце концов, – добавил Рубин, – предыдущий великий герцог пока еще… формально юридически жив.

Рогонт скрипнул зубами.

– Он за две дюжины миль отсюда, заперт в Фонтезармо, как крыса в норе! Это всего лишь вопрос времени, когда он будет отдан под суд!

– Но вы же понимаете, что с узакониванием могут возникнуть сложности…

– Узакониванием? – яростно прошипел Рогонт. – Я скоро стану королем Стирии, и среди тех, кто коронует меня, должна быть великая герцогиня! Я буду королем, ясно вам? Сложности закона пусть волнуют других!

– Но, ваша светлость, это могут счесть неуместным…

Терпение, которым прославился Рогонт, за последние несколько недель сильно поубавилось.

– Насколько уместным будет, если я, скажем, вас повешу? Здесь. Немедленно. Вместе с остальными упрямыми ублюдками этого города. Поговорите о законах между собой, болтаясь на виселице.

Угроза привела к затянувшемуся неловкому молчанию. Нарушила его Монца, остро сознавая, сколько глаз сейчас неотрывно смотрят на них.

– Нам требуется всего лишь маленькая уступка, не так ли? У меня такое чувство, что повешение может быть неправильно понято. Давайте попросту доведем дело до конца. После чего сможем прилечь где-нибудь в темной комнате…

Груло осторожно откашлялся.

– Конечно.

– Столько слов, чтобы вернуться к тому, с чего начали! – рявкнул Рогонт. – Дайте мне уже этот чертов венец!

Скавьер подала ему тонкий золотой обруч. Монца медленно повернулась лицом к толпе.

– Народ Стирии! – проревел Рогонт у нее за спиной. – Я даю тебе великую герцогиню Монцкарро Талинскую!

Венец коснулся ее головы, она ощутила слабое давление ободка.

И вот так, запросто, оказалась на головокружительных высотах власти.

С тихим шорохом все опустились на колени. На площади воцарилась тишина, такая, что Монца вдруг услышала возню и хлопанье крыльев чаек на фронтоне. Услышала, как шлепнулся помет неподалеку, усеяв древний камень помоста белыми, черными и серыми брызгами.

– Чего они ждут? – спросила она у Рогонта, стараясь не шевелить губами.

– Речи.

– Моей?

– Чьей же еще?

Монцу охватил несказанный ужас. На площади даже на беглый взгляд собралось тысяч пять человек, не меньше. Но у нее было такое чувство, что бегство с помоста как первый поступок главы государства может быть неправильно понято. Поэтому она медленно двинулась вперед, обычной твердой походкой, отчаянно пытаясь собрать разбежавшиеся мысли, найти слова, которых не было, за отпущенный краткий миг. Вышла из длинной тени Скарпиуса на солнце, увидела перед собою море лиц, море устремленных на нее глаз, исполненных надежды. Шушуканье, еще слышавшееся тут и там, стихло, сменившись почти сверхъестественной тишиной. И Монца открыла рот, по-прежнему не зная, какие слова он исторгнет.

– Я никогда… – прозвучал жалкий дискант. Она вынуждена была прокашляться и сплюнула через плечо, не успев сообразить, что уж этого точно делать не следовало. – Я никогда не умела говорить речи! – Понятно и без пояснений. – Предпочитаю сразу браться за дело! Потому, наверное, что родилась на ферме… Для начала мы разделаемся с Орсо! Избавимся от этого подлеца! А потом… ну… потом война кончится.

По коленопреклоненной толпе пробежало сдержанное бормотание. Улыбок на лицах не появилось, но выражение их стало отсутствующим, взоры затуманились. Кое-кто кивнул. И у Монцы, к ее удивлению, неожиданно остро защемило в груди. Никогда она не думала, что тоже, оказывается, устала от войны. Кроме нее мало что видела в своей жизни.

– Мир. – И снова это мечтательное бормотание рябью по людскому морю. – У нас будет король. Объединенная Стирия. Конец Кровавым Годам. – Ей вспомнилась колышущаяся под ветром пшеница. – Мы попытаемся что-нибудь вырастить. Я не могу обещать вам сделать мир лучше, потому что он… ну… он такой, какой есть. – Она опустила взгляд, неловко перенесла вес с одной ноги на другую. – Могу обещать только, что сделаю для этого все, что в моих силах. Давайте стремиться к тому, чтобы каждому хватало на жизнь. А там посмотрим.

Подняла взгляд и увидела старика, который смотрел на нее полными слез глазами, прижимая к груди шляпу. Губы у него дрожали.

– Вот и все! – отрезала она.

* * *

В столь жаркий день всякий нормальный человек оделся бы легко, но Меркатто, из свойственного ей духа противоречия, вырядилась с головы до ног в доспехи. Следовательно, единственное, что оставалось Морвиру, – это целиться в ее незащищенное лицо. Впрочем, чем меньше мишень, тем больший и заманчивый вызов она бросает стрелку, наделенному столь многими и выдающимися уменьями. Он сделал глубокий вдох.

К его ужасу, в решающий момент Меркатто, устремив взгляд себе под ноги, чуть сдвинулась, и стрелка, пролетев буквально в волоске от ее лица, отскочила от одной из колонн Сенатского дома.