Лучше подавать холодным

Бенна, судя по всему, ее не послушался. Начали дело баолийцы, и к ним охотно присоединились наемники Тысячи Мечей – пьяные, злые, опасавшиеся упустить легкую поживу. Ночная тьма и темная компания помогли обратиться в зверей даже относительно приличным людям, малая толика которых насчитывалась среди подонков, которыми командовала Монца. Цивилизованность – отнюдь не крепостная непоколебимая стена, как кажется цивилизованным людям. Развеивается с той же легкостью, что дым на ветру.

Монца соскочила с коня и вытошнила изысканный завтрак герцога Орсо на мостовую, усыпанную мусором.

– Ты не виновата, – сказал Верный, опустив тяжелую руку ей на плечо.

Монца ее стряхнула.

– Знаю. – Но взбунтовавшиеся внутренности считали иначе.

– Это Кровавые Годы, Монца. Мы такие, какие есть.

Чувствуя во рту вкус блевотины, она ворвалась в дом, который заняли они с братом. Бенна сладко спал, на кровати рядом с ним валялась трубка для хаски. Она сгребла его за грудки и принялась лупить по щекам.

– Не пускай их в город, сказала я тебе!

Подтащила к окну, заставила выглянуть на залитую кровью улицу.

– Я не знал! Я сказал Виктусу… я думал…

Он сел на пол, где стоял, и заплакал. Гнев Монцы разом растворился, осталась одна опустошенность. Ее промах… Нельзя было возлагать на него такую ответственность. И нельзя было теперь позволить ему взять вину на себя. Добрый и чувствительный, брат ее этого не перенес бы. Она ничего не могла сделать, только опуститься на колени рядом с ним, обнять его и шептать слова утешения, слушая, как жужжат мухи за окном.

– Орсо хочет устроить нам триумфальное шествие…

Вскоре после этого пошли слухи. Змея Талина отдала приказ устроить массовую резню. Натравила на город баолийцев и требовала крови еще и еще. Ее прозвали Палачом Каприле, и Монца не пыталась ничего отрицать. Люди куда охотней верят в пугающую ложь, чем в печальное стечение обстоятельств. Куда охотней верят в то, что мир полон зла, нежели в то, что он полон невезения, эгоизма и глупости. Кроме того, слухи служили делу. Ее теперь боялись еще больше, а страх полезен.