Все вместе они подняли корону и совершили пару вихляющих шагов вперёд, нескладно волоча друг друга за бесценную эмблему королевского величия. Соториусу пришлось неуклюже огибать сундук. Они добрались до кресла и промеж себя воздели корону над головою Рогонта. На мгновение они так и застыли, словно сговорились, вероятно гадая, нельзя ли всё-таки как-нибудь всего этого избежать. Всё исполинское пространство окутала зловещая тишина, каждый мужчина и каждая женщина затаили дыхание. Затем Соториус обречённо кивнул, и все впятером они опустили корону, аккуратно расположили её на рогонтовом челе и отступили на шаг.
Итак, судя по всему, Стирия стала единой нацией.
Её король медленно поднялся с кресла и широко раскинул руки, распахнув ладони, смотря строго вперёд, будто прямо сквозь древние стены Дома Сената увидел золотое будущее.
— Наши добрые стирийцы! — рявкнул он, голос зазвенел на камнях. — Наши покорные подданые! И наши друзья из зарубежа, те кому мы всегда рады! — В основном гуркские друзья, раз уж Пророк раскошелился на такой огромный алмаз для его короны… — Кровавые годы подошли к концу! — А точнее, скоро подойдут, когда Монза окровавит Орсо. — Великим городам нашей славной отчизны больше не бороться друг с другом! — Это ещё надо будет посмотреть. — Но встать бок о бок, навеки братьями, добровольно связанными узами дружбы, культуры, общего наследия! Маршируя в едином строю! — Во всей видимости в том направлении, куда заставит их маршировать Рогонт.
— Сейчас всё так, словно… Стирия пробудилась от кошмара. Кошмара, что длился девятнадцать лет. Многие среди нас, я уверен, едва ли помнят время без войн. — Монза нахмурилась, думая об отцовском плуге, переворачивающем чёрную землю.
— Но теперь… война окончена! И все мы выиграли! Любой из нас! — Наврядли стоило упоминать, что кто-то выиграл поболе остальных. — Теперь наступает время мира! Свободы! Исцеления! — Лироцио шумно прочистил горло и скривившись, потеребил вышитый ворот. — Время надеяться, прощать, объединяться! — И, само-собой, беспрекословно слушаться. Котарда таращилась на свои руки.
— Настало время выковать единую державу, всему миру на зависть! Пришло время… — Лироцио закашлялся, на его разрумяненном лице выступили капли пота. Рогонт свирепо покосился. — Пришло время Стирии стать… — Патин согнулся и издал надрывный стон, выпячивая зубы.
— Единой нацией… — Что-то было не то, и каждый уже начинал это замечать. Котарда пошатнулась, запнулась. Зацепилась за позолоченные перила, тяжело вздымая грудь, и осела на пол, зашуршав красным шёлком. Публика одновременно ошеломлённо выдохнула.
— Единая нация… — прошептал Рогонт. Канцлер Соториус дрожа опустился на колени, сжимая порозовевшей рукой морщинистое горло. Патин уже припал на четвереньки, лицо ярко красное, на шее вздулись вены. Лироцио опрокинулся набок, спиною к Монзе, слабо хрипело дыхание. Правая рука протянулась за спиной, судорожно сжимающаяся ладонь пошла розовыми пятнами. Нога Котарды вяло дёрнулась и замерла. Всё это время толпа, скованная оцепенением, хранила молчание. Не до конца понимая — а вдруг это некая извращённая часть церемонии. Некая леденящая шутка. Патин откинулся вниз лицом. Соториус упал назад, изогнулся жгутом, каблуки туфель взвизгнули проехавшись по полированному дереву и безжизненно стукнулись об пол.
Рогонт безотрывно глядел на Монзу и она глядела в ответ, такая же застывшая, беспомощная как тогда, когда смотрела как умирал Бенна. Он открыл рот, поднял к ней руку, но не смог даже и выдохнуть. Его лоб, под подбитым мехом ободом короны, покраснел, будто от раздражения.
Корона. Они все прикасались к короне. Её взгляд упал на правую руку в перчатке. Все, кроме неё.
Лицо Рогонта исказилось. Он сделал шаг. Щиколотка подвернулась и он упал вперёд лицом, выпученные глаза невидяще покосились набок. С головы с треском соскочила корона, разок подпрыгнула, выкатилась по мозаичному помосту на край и загремела вниз, на каменные плиты. Кто-то из присутствующих издал одинокий, режущий уши вопль.
Со свистом ухнул падающий противовес, раздался грохот досок и тысяча певчих птиц взлетела из скрытых по краям чертога клеток, прекрасным, щебечущим вихрем поднимаясь в ясную ночь.
Всё как и планировал Рогонт.
За исключением того, что из шести мужчин и женщин, предназначенных объединить Стирию и положить конец Кровавым годам, в живых осталась лишь одна Монза.
Всё прахом
Трясучка получил отнюдь не мало удовлетворения от того факта, что великий герцог Рогонт умер. Может стоило сказать король Рогонт, только сейчас совершенно всё равно, как ты его ни назови, и эта мысль раздвигала трясучкину ухмылку её чуть-чуть шире.