Лучше не бывает

– Вот, сэр, возьмите половинку. Они внутри совсем не испортились.

Дьюкейн почувствовал, как он прижал к его ладони сморщенный кусочек ореха. Он отпрянул. Он не должен делиться орехами с Макгратом. Это тоже означало нечто, он не помнил, что именно.

– Покажите мне здесь что нужно, и давайте вернемся.

– Да тут и смотреть особенно не на что, сэр, – сказал Макграт, жуя орех. – Это происходило там, где ставили свечи. Я покажу вам.

Макграт поставил свечи в ряд на конце другого стола на козлах, который стоял у белой стены.

– Вот тут девушки лежали, – сказал Макграт тихим, благоговейным голосом.

Макграт вернулся к прежнему, стоявшему в темноте, столу и стал класть на матрас разные вещи. Первыми появились хорошо закупоренные стеклянные банки с наклейками, какие можно встретить на каждой кухне. Дьюкейн взглянул на этикетки: мак, иссоп, хеллебора, конопля, подсолнечник, паслен, белладонна. Черный хлеб и грецкие орехи поместились рядом. За ними последовали: большая пачка столовой соли, маленький серебряный колокольчик, Библия, потрепанный католический молитвенник, несколько благовонных палочек, продолговатый кусок серебра на подставке, с поперечиной у основания и маленький черный хлыст. Колокольчик слегка звякнул – бледная, покрытая рыжими волосами рука Макграта прикоснулась к нему.

Макграт поставил кусок серебра в центр стола, за матрасом. Дьюкейн подумал: конечно, крест тау, перевернутый крест.

– Это для пяти чувств, как однажды объяснил мне мистер Рэдичи. Соль – для вкуса, пламя – для зрения, колокольчик – для слуха, благовоние – для обоняния, а это – для прикосновения.

Макграт положил хлыст перед крестом.

Дьюкейн содрогнулся.

– И еще есть это, – продолжал Макграт.

Пламя свечей заколебалось от движения воздуха, и Дьюкейн отвлек свое внимание от хлыста.

Макграт, увеличившись в два раза, не то танцевал, не то боролся с чем-то, его руки поднялись над головой, бросая огромную бесформенную тень на кирпичную стену. Потом с тяжелым шлепком одеяние было накинуто, и Макграт, улыбаясь, продемонстрировал его. На нем была широкая риза из желтого шелка, вышитого черными верхушками елей. Он кокетливо закружился. Рукава и обшлага брюк, не закрытых великолепной рясой, производили впечатление вульгарности. Одеяние было слишком велико для него. Рэдичи был крупный мужчина.

– А это все венчает, видите. – Макграт показал твердый расшитый головной убор, похожий на митру, и собирался нахлобучить его на себя.

Дьюкейн быстро выхватил его из рук Макграта.

– Снимите это все.

– Роскошно, правда?

– Снимите.

Довольно неохотно Макграт выпутался из рясы. Когда он поднял ее над головой, он сказал:

– Как вы думаете, сэр, можно мне взять что-нибудь из этих вещей?

– Нет, конечно нет! – сказал Дьюкейн. – Эти вещи – собственность наследников мистера Рэдичи. Полиция займется этим. Отойдите. Я хочу осмотреться.

Он взял одну из свечей.

– Какой ужасный запах!

– Думаю, это птицы.

– Птицы?

– Да, – ответил Макграт. – Бедные голуби. Взгляните.

Он указал в темноту под столом в другой стороне комнаты.

Дьюкейн передвинул свечу и увидел что-то под столом, напоминавшее большую клетку. Это действительно была примитивная клетка, сделанная из упаковочного ящика и проволоки. В клетке Дьюкейн, нагнувшись, увидел распростертое серое крыло. Затем он увидел лоснящиеся голубые и серые комки, сваленные в углу. Перья были еще блестящими.

– Все умерли, конечно, – сказал Макграт с некоторым удовлетворением. – Мистеру Рэдичи они нужны были живыми. – Макграт потрогал клетку почти ласкающим жестом. Его запястье в золотых завитках сильно вытянулось из рукава.

– Вы имеете в виду…

– Он обычно убивал их по ходу церемонии. Кровь по всей комнате. Ужасно. Мне всегда нужно было много времени потом, чтобы вычистить все после, когда все кончалось. Он очень следил за чистотой, видите ли.

– Где вы их брали?

– Ловил на Трафальгарской площади. Нет ничего легче, если прийти пораньше. Немного трудней зимой. Но я обычно ловил их в туманный день и уносил под курткой.

– И потом держали здесь?

– Некоторых дома, других здесь, пока они были нужны. Я кормил их, конечно; казалось, они спят почти все время. Слишком мало света, я думаю. Этих я поместил туда как раз в тот день, когда мистер Рэдичи умер.

Дьюкейн отвернулся от мягкой кучки тел в клетке.

– И вам не приходило в голову спуститься за ними и выпустить?

Макграт казался удивленным.

– Господи, нет. Я об этом не подумал. Я старался не спускаться сюда лишний раз. И когда бедный мистер Рэдичи умер, я не собирался забивать себе голову голубями.

Дьюкейн вздрогнул. Подсвечник теперь казался ему тяжелым. Он качнулся, и горячий расплавленный воск капнул на его запястье и на рукав пальто. Он внезапно почувствовал слабость, и ему вдруг пришло в голову, что с тех пор, как он вошел в эту комнату, он ощущал слабость и сонливость. Он захотел убрать все с матраса и лечь. Он задумался в первый раз: как вентилировалась эта комната? Там было слишком мало воздуха для дыхания. Он глубоко, судорожно вздохнул, от запаха у него запершило в горле, и он закашлялся.