Лучше не бывает

– Я так виновата, что огорчила вас этим. Каждый должен сам нести свое бремя. На самом деле я в полном порядке. В конце концов, я не девочка. Я справлюсь, все уляжется.

Уляжется, подумала она. Да, все уляжется, превратится в серость, покой, забвение и скуку. Она понимала, что ее мучила не острая трагическая страсть, а скорей это был гораздо более расплывчатый припадок неудовлетворенной женской природы. Эта серость уже была тут, она была частью ее порывов, ее слез. От этой мысли она почувствовала такое отчаяние, что опять готова была зарыдать.

Потом она увидела, что Дьюкейн встал. Он стоял перед ней, глядя на нее своими голубыми глазами, которые сейчас казались удивленными. Он взволнованно сказал:

– Знаете, что я думаю, Мэри? Я думаю, вам с Вилли надо пожениться.

– Пожениться? – переспросила она уныло. – Но я же говорила вам, как он себя со мной ведет.

– Что ж, измените его. Я уверен, все зависит от вашей воли. Вы разрешаете ему заражать вас его пассивностью, вы поддаетесь его умонастроению.

Это было правдой. Она принимала его умонастроение.

– Вы думаете, я и вправду могла бы?…

– Вы должны попытаться всеми силами, какие вы можете найти в себе. Вы слишком смиренны с ним. Зачастую гораздо милосерднее обращаться с человеком как с равным, а не как с тем, кто выше тебя. Любящая женщина – это огромная духовная сила, если она правильно направлена. Вы даже не подозреваете, какой властью обладаете над нами! Я давно догадался, что только вы можете помочь Вилли. Но я не видел в вас готовности к борьбе, вы должны удивить его, разбудить, даже причинить боль. Мэри, попытайтесь. Вы поженитесь с Вилли и увезете его отсюда.

Достаточно ли у меня сил, думала она. С тех пор как она познакомилась с Вилли, она сразу же полностью подчинилась ему. «Демонстрация чувств» не изменила ничего. Невзирая на все ее жесты, она просто исчезала в его присутствии, желая только одного – чтобы он был. Теперь ей казалось, что такое поведение было в корне неправильным, что именно такая политика породила в них обоих разочарование и печаль, которые казались Мэри его способом защиты от нее.

– Скажите это сами себе, – сказал Дьюкейн, – все в ваших руках.

Мэри подумала: да, я выйду за Вилли и увезу его отсюда. Эта мысль озарила ее таким счастьем, что она легко и как бы не по своей воле встала, как будто бы два ангела подхватили ее под локти и приподняли над землей.

– Я попытаюсь, – сказала она, – попытаюсь.

– Я слышал, ты несносно вел себя за обедом.

– Кто вам сказал?

– Близнецы.

– Ну и что?

– Ничего. Давай взглянем на твою латинскую прозу.

– О Вилли, я так несчастен, простите.

– Барбара?

– Да.

– А она?

– Я только раздражаю ее.

– Не могу тебя утешить, Пирс. Ты будешь страдать. Но постарайся загнать страдание внутрь. А потом раздави его в своем сердце, как это сделал Одиссей.

– Правда, что первая любовь – самая трудная?

– Нет.

– О господи, Вилли. Мне кажется, я должен уехать отсюда. Если бы она хотя бы бросила играть на этой проклятой флейте! Это меня почти что убивает.

– Да, могу представить, флейта ужасна.

– Вы не возражаете, если я похожу по комнате? Вы не можете представить себе, каково это – когда каждую секунду ты сознаешь, что тебе ужасно больно.

– Могу немного.

– Кто был вашей первой любовью, Вилли?

– Девочка, девочка, девочка…

– Какая она была?

– Это было очень давно.

– Наверно, хорошо быть в таком возрасте, когда уже не влюбляешься.

– Как Кефал в первой книге «Республики».

– Да. Я раньше не понимал этого. Я завидую вам. Как вы думаете, она может перемениться?

– И не надейся.

– Что же поможет?

– Только искусство. Или еще бóльшая любовь.

– Я бы умер от еще большей любви.

– Умри в жизнь, Пирс.

– Нет, просто умер бы. Ах, черт, я разбил одно из яиц, что вам подарили близнецы. Я пойду умоюсь.

Почему это маленькое расколотое яйцо, которое он смывал с кончиков пальцев, обломки пятнисто-голубой скорлупы и ярко-желтое содержимое так остро заставили его снова думать о Барбаре?

«Мое имя – смерть в жизни и жизнь в смерти». Безоглядная любовь должна быть силой жизни, вносящей в мир строй и красоту. Но эта же любовь может быть такой сильной и в то же время такой беспомощной, что разбивает сердце. Любовь не направлена к жизни, она нацелена на смерть, на ревущие морские пещеры уничтожения. Или она приводит к такой безделке – к маленькому разбитому яйцу, остатки которого уносятся водой из-под крана. Точно так же в один прекрасный день Бог может раздавить Вселенную и смыть ее бесплодные, беспомощные любови потоком безразличной силы.

– Извините, Вилли. Давайте взглянем на мою прозу.

– Я решил иначе. Прозу посмотрим завтра. Сегодня мы почитаем любовные стихи. Ты будешь читать вслух, и мы вместе поплачем. Вот: