Мой дорогой Джон,
прости, что не ответила на твои многочисленные письма, телеграммы и так далее и что не подходила к телефону и не открывала дверь. Как тебе, возможно, известно, я узнала о Кейт. Что тут скажешь! Я очень потрясена тем, что ты считал необходимым лгать мне. Если ты желал пощадить мои чувства – это был неправильный путь, ведь узнать обо всем было еще хуже! Я ненавижу фальшь и обман, думаю – ты тоже. Поэтому сейчас тебе, наверно, легче оттого, что все открылось. Наша связь теряет теперь смысл. Ты столько раз сам говорил это, а я была идиоткой и не соглашалась. Ты знаешь, я думала, что я тебя очень сильно люблю, но – странная вещь – я ошибалась. Надеюсь, я не причиню тебе боли этими словами. Но, скорей всего, ты чувствуешь такое огромное облегчение оттого, что избавился от меня, что это тебя не уязвит. Конечно, мне грустно от всего этого, но далеко не так, как было два года назад. Так что не беспокойся обо мне. Я столько плакала, но теперь перестала. Лучше не отвечай на мое письмо, я еще не исцелилась полностью, и вид твоего почерка может расстроить меня. Будь счастлив с Кейт. Я действительно желаю тебе этого или скоро буду в состоянии желать. Пожалуйста, не пиши и не звони. Удачи.
ДжессикаДьюкейн бросил письмо в огонь. Любовь Джессики представилась ему как прекрасное и трогательное, чистое творение ее души. Он не чувствовал никакого облегчения при мысли о том, что она почти «исцелилась». Он постыдно играл ее преданностью, такой невыносимо чистой. Вздорные ссоры, сотни объяснений сотен моментов сейчас ушли навсегда и скоро сотрутся из памяти. А в памяти остался приговор высшей инстанции: он лгал, он все портил, и у него не было достоинства, которое было бы сравнимо с тем достоинством, с каким она просто любила его. Он открыл письмо Кейт.