Луч во тьме

чины посмотрели друг на друга, горько усмехнулись и начали насыпать в ведерки землю. Приятно и в то же время тяжко было вспоминать родных, дорогих людей, с которыми их связывало прошлое, теперь такое далекое. Неугомонный Валентин продолжал ворчать: — Тебе бы, Володька, поползать вот так. Я се- годня сорок шесть раз туда и обратно лазил. Колени словно не мои. А во всем наш уважаемый Кочубей виноват, по его плану строим. А теперь на животе ползай... — А тебе что — под землей дворец строить захо- телось,— рассмеялся Кочубей и обнял Валентина.— Скажи-ка лучше, парень, что там на-гора? Рассве- тает уже? — Там уже утро, и какое, хлопцы, утро! Небо та- кое розовое, что даже больно смотреть, а деревья заснежены, словно ватой окутаны. Красота!.. Вера Давыдовна зовет завтракать, картошка уже готова. — Чего же ты молчишь? — Володя схватил ведро с землей и первый полез в тоннель. Утро. А для них ночь. Кочубей сквозь щель ставни наблюдает за шоссе. Проехала машина с немецкими солдатами, и снова тишина.. Скоро три месяца, как он не видит солнца, людей, не дышит морозным зимним воздухом. По ночам они работают, а днем спят, плотно закрыв ставни и запе- рев на засов дверь. За ширмой спят усталые Володя и Валентин, а ему не спится, не дают покоя тревожные мысли. Еще недавно он не знал ни Володи, ни Валентина, ни Веры Давыдовны, заботливой, симпатичной и на редкость рассудительной Володиной матери. А теперь они ему словно родные. Кочубей снова припал к окошку. Через щелку хо- рошо виден дом Тимченко — родителей его жены Маши. Он пришел к ним после того, как убежал из плена. Вон на крыльце стоит тесть — Петр Леонтье- вич. Он, как и в мирные дни, подтянут, черное пальто застегнуто на все пуговицы. Идет на работу. Гитлеровцам удалось пустить трамвайный завод, 6

до войны носивший имя Феликса Эдмундовича Дзер- жинского. Немецкое командование обещало рабочим большие заработки и хороший паек. Кочубей угово- рил Петра Леонтьевича вернуться на завод: старый кадровый трамвайщик, которого каждый хорошо знает, поможет нащупать связи с нужными людьми. Как и до войны, старик заведовал на заводе матери- альным складом. Петр Леонтьевич и познакомил Ко- чубея с Черепановым и Ананьевым, которых, так же как и его, привело в Киев военное лихолетье. Кочубей вспомнил октябрьский дождливый день, когда Петр Леонтьевич свел его с Черепановым и Ананьевым. Хлопцы сразу же понравились Кочубею. А в людях он разбирается, хоть и не так уж давно живет на белом свете: только тридцать второй мино- вал... Студенты медицинского института говорили про своего молодого преподавателя политэкономии, что Григорий Самсонович как глянет на кого-либо, словно рентгеном просветит. Между ним и его новыми знакомыми сразу уста- новилось взаимное доверие. Они условились действо- вать сообща. А какие могут быть действия у комму- нистов в оккупированном врагом городе — понятно: они решили искать подпольный горком партии. Кочубей определенно знал, что подпольный гор- ком в Киеве оставлен. Перед войной он был секрета- рем партийной организации Народного комиссариата финансов Украины, и ему часто приходилось бывать в ЦК партии, в горкоме, и в трудные дни, когда уже ясно было, что Киев отстоять не удастся, он узнал, что организуется киевское подполье. Да, подпольный горком действовал. Кто же, как не подпольщики, взорвал здание железнодорожной станции Киев-Товарная, депо имени Андреева, фаб- рики имени Горького и Розы Люксембург? И мосты Соломянский да Воздухофлотский голыми руками никто бы не разрушил. Кое-кто из подпольщиков уже попал в руки гестаповцев. Два дня назад старики Тимченко были на Бесса- рабке. На балконе здания против крытого рынка они видели повешенного молодого парня. Это проклятые гитлеровцы его повесили, а на груди прикрепили до- щечку: «Так будет с каждым партизаном!». 7