Ловушка

— Митч, ты же знаешь мою ситуацию. Неужели ты правда думаешь, что я могла забеременеть умышленно? — Знаю, выглядит всё ужасно, но мне не верится, что он мог так низко обо мне подумать. Что я способна на такое. Господи, моя жизнь и без того тяжела. У меня уже есть один студенческий кредит, и я работаю неполный рабочий день. Плачу за свои вещи, телефон и автомобильную страховку, ещё и маме помогаю время от времени, когда с деньгами туго. Меня можно было бы счесть выжившей из ума, если бы я залетела нарочно.

Он щурится и сжимает губы в непреклонную линию.

— Ты не хотела, чтобы я уезжал в колледж. Ты взрываешь мой телефон почти каждую ночь, как будто проверяешь меня. Ах, и ещё ты не сказала, что перестала пить таблетки. Даже не знаю, а ты как думаешь? Не похоже на то, что девушка специально забеременела, чтобы разрушить своему парню жизнь?

Впервые во мне разгорается собственный гнев, отчего нагревается лицо.

— Ты говорил, что хочешь быть со мной так же сильно, как я хочу быть с тобой. Кто по собственной воле просил свою сестру дать деньги из трастового фонда, чтобы я могла оплатить обучение в Уорвике? И ты звонил и писал мне столько же, сколько и я тебе, когда был на учёбе, так что не надо делать вид, что всё дело во мне, и выставлять меня какой-то ревнивой мегерой.

— Ты соврала мне, Пейдж. Не понимаешь? — говорит он, выдыхая на меня адский огонь, когда становится прямо перед моим лицом.

В этот миг мой гнев умирает мучительной, трагичной смертью, и у меня не получается встретиться с ним глазами.

— Клянусь, Митч, я не специально, — неуверенно возвращаю к нему взгляд. — Ты же помнишь, как это было в тот раз. Мы даже не добрались до твоей спальни.

Даже до дивана в первый раз не дошли. Только до коврика входной двери. Мой топ был поднят, лифчик отпихнут в сторону, а джинсы и трусики сорваны из чистой нужды. Джинсы и боксеры Митча были спущены с бёдер, и на этом его обнажение ограничивалось. То, чем мы занялись у стены рядом с парадной дверью, приобрело новый смысл для слов «быстро и яростно».

Как бы то ни было, мои слова разозлили его ещё больше.

— Мне плевать, даже если наш секс заставил землю содрогнуться, а небо упасть, ты должна была мне, чёрт возьми, рассказать. О таком не забудешь, если только не захочешь, блядь, забыть.

Если и не его взгляд, направленный на меня, как будто я хуже твари, то брошенное ругательство, будто он уже не может остановиться, подсказало мне, насколько Митч взбешён. Я могла сосчитать на пальцах одной руки сколько раз, слышала это слово, вырвавшееся из его рта, когда мы были вместе.

— Митч, я уже извинилась. Что ещё ты хочешь, чтобы я сказала? — Ничего из сказанного мной сейчас не изменит прошлого.

— Как насчёт того, чтобы попытаться сказать мне правду, — он отступает, как будто не в состоянии больше находиться со мной рядом.

— Я сказала тебе правду, — слабо возражаю я, делая всё возможное, чтобы ослабить натиск слёз.

— Ну да, точно, — огрызается Митч, обращая на меня взгляд полного презрения. Когда он поворачивается на пятках и начинает идти к двери, я бессознательно следую за ним. Прежде чем я успеваю сказать ещё хоть слово, он уже мчится по лестнице вниз.

Я так ошеломлена его внезапным уходом, что единственное, что могу делать — слушать, как он уходит, захлопнув за собой входную дверь. Несколько секунд спустя его машина с рычанием оживает.

Я же так и стою там, сжимая руками дверную ручку до побелевших костяшек, пока не перестаю слышать его машину.

— Пейдж, — зовёт мама снизу.

Всё ещё пребывая в состоянии шока, я выхожу в коридор и приближаюсь к лестнице с почти парализующей болью в груди. Опускаю взгляд на маму, стоящую у подножия и держащуюся за перила.

— Митч уже ушёл? — спрашивает она озадаченно.

Боюсь, что если попытаюсь заговорить, то сломаюсь, поэтому просто киваю.

Мама начинает подниматься по лестнице, её недоуменное выражение лица теперь становится совершенно озабоченным.

— Милая, что случилось? Вы поругались?

Чем ближе она ко мне, тем труднее сдерживать слёзы. Губы дрожат, а слёзы застилают глаза. Мысли о потере Митча и том через что из-за меня придётся пройти моей маме, приносит больше боли, чем, мне кажется, у меня получится вынести.

— Детка, что произошло? — вопрошает она совершенно напуганным, тревожным голосом.

Она спешно преодолевает последние несколько ступенек, мгновенно притягивая меня в объятья.

И тогда я окончательно теряю контроль. Слёзы теперь никак не остановить, и они проливаются неуклонно и мощно.

— Пейдж, детка, в чём дело?

Она нежно держит моё лицо в ладонях, а её тон настойчивый.

Я выхватываю воздух, прежде чем сказать:

— Я беременна.

Ошеломлённый вздох срывается с её губ. За ним следует пауза, после которой она смежает веки и глубоко вдыхает через нос. Когда мама снова открывает глаза, у меня не остаётся сомнений, как сильно по ней ударила эта новость. Она выглядит опустошённой.

Рыдания застревают в горле.

— Ох, милая, — её голос мягок и скорбен.

— Прости, мам, — шепчу я хрипло, почти бессвязно в своём горе.

Она обнимает меня крепче, и я зарываюсь лицом в её шею, рыдая от всего сердца.