— Да, уверен. Тебе нужно, чтобы я был рядом, а мне надо найти работу. Может, у меня получится ходить на вечерние занятия. — Моя сестра управляет трастовым фондом, который я унаследовал, когда умерли наши родители. Даже с тем, что Диана настояла, чтобы я взял её половину, этих денег недостаточно для того, чтобы устроить жизнь, но их хватит надолго, если ими правильно распоряжаться. И ребёнку определённо достанется от них большой кусок.
Пейдж не часто плачет, но когда это происходит — как сейчас, например, — её слёзы принимают свою собственную форму криптонита. Поговорим о принятии нокаута. Да, это про меня. Я пойду на всё, кроме убийства, чтобы они прекратились. В этот раз я обнимаю её, стараясь не давить на грудь.
— Мне та-а-а-ак жаль, — всхлипывает она, пока моя футболка мокнет от её слёз. Я целую её влажную щеку, когда она сжимает мои плечи, а потом крепко обнимает за шею.
— Пейдж, я не виню тебя, — тихонько шепчу я ей на ухо. — Мы сделали, что смогли. Это не твоя вина, так что не нужно извиняться. — Логически я знаю, что это правда, но крохотная часть меня неизменно вопрошает, не могла ли она это как-то предотвратить, отчего я чувствую себя полным дерьмом.
Она начинает плакать сильнее, прижавшись ко мне.
Я понимаю. Контрацепция была на ней, и теперь она, наверное, чувствует жуткую вину. Если ребёнок изменит всю мою жизнь, я не хочу этого. Если бы мы не завязали с презервативами, и я не переложил ответственность за принятие противозачаточных полностью на неё, мы бы не оказались в такой ситуации.
— Ну ладно тебе. Мне казалось, ты обрадуешься тому, что я буду ближе. Помнишь, сколько раз ты жаловалась, что не видишься со мной? Теперь мы будем видеться чуть ли не каждый день, — дразню я, надеясь остановить её слёзы.
Она плачет ещё сильнее. Вдруг, всхлипнув, отстраняется и прикрывает рот рукой. Я слышу приглушённое:
— Кажется, меня сейчас вырвет, — после чего Пейдж срывается к двери, где возится целую секунду с дверной ручкой, пока та не открывается.
К тому времени, как я выхожу за ней в коридор, она уже в ванной, сидит, склонившись над туалетом.
Я тороплюсь к ней.
— Эй, ты в порядке?
Её выворачивает наизнанку. Конечно, она не в порядке, придурок.
Я официально бесполезен, как тренировочные колёса на Харлее. Но что парням делать в таких ситуациях, кроме как стоять на месте с таким видом, будто мы не отличаем задницу от локтя?
Закончив, Пейдж остаётся в полусогнутом положении с прикрытым завесой волос лицом. Когда она, наконец, отвечает, её взгляд не обращён ко мне.
— Пожалуйста, уходи. Я не хочу, чтобы ты видел меня такой.
— Хочешь я принесу тебе крекеров или что-нибудь ещё? — они же успокаивают желудок? Я знаю, что моя сестра буквально жила на них первые месяцы своих беременностей.
С всё ещё опущенной головой, Пейдж отходит к раковине и включает воду.
— Хорошо. Возможно, они помогут.
Она согласилась, но мне кажется, что ей просто хочется, чтобы я ненадолго ушёл. Наверное, никакая девушка не захочет, чтобы парень видел её такой. Когда я смотрю на неё напоследок, она выдавливает пасту на зубную щётку.
Вокруг тишина, когда я спускаюсь вниз и иду на кухню. Мне довелось состряпать здесь немало сэндвичей за прошедшие годы, так что я знаю, где то, что мне нужно. Я беру тарелку из шкафа над микроволновкой и нахожу коробку с крекерами в маленькой кладовке.
— Всё нашёл, милый?
Я дёргаю головой достаточно сильно, чтобы почувствовать боль. Миссис Николс стоит у входа, наблюдая за мной — на её лице ни капли подозрения. Тогда почему у меня ощущение, будто меня поймали на взломе с проникновением?
— Да… эм… да, всё хорошо, — поднимаю открытые крекеры. — Вы были правы, Пейдж плохо себя чувствует. Я подумал принести ей что-нибудь перекусить.
Миссис Николс громко вздыхает, сочувственно сведя брови.
— Бедняжка. Эти спазмы всегда были кошмарными. Уже по одной этой причине, я не хотела, чтобы она прекращала пить таблетки.
Второй раз за последние дни всё останавливается. Моё дыхание. Моё сердце. И я почти уверен, что на пару секунд, потребовавшихся на то, чтобы уловить её слова и понять их смысл, время тоже останавливается.
Мать Пейдж сдавленно смеётся, заметив выражение моего лица.
— О дорогой, разве ты не в курсе, что я знаю о том, что моя дочь принимает противозачаточные? Или тебя смущают мои разговоры о менструальном цикле? — спрашивает она, раздвинув уголки губ в улыбке.
Я прочищаю горло.
— Эм, нет. — Всё в миллиард раз хуже.
— Хорошо. Просто трудно наблюдать за её ежемесячными страданиями, особенно если она может их не испытывать. — Она подчёркнуто смотрит на крекеры в моей руке. — Раньше я давала их ей, когда нужно было успокоить желудок.
Я всё ещё заперт в каком-то странном тумане неверия, когда она говорит: