– Нет, правда. Из яиц дождевых ласточек потом вылупляются… человеческие дети?
– Да нет же, – нетерпеливо сказал Марсен, – люди из них получаются через созвучия с эльфами. Дождевые ласточки – это же невещественные сущности, как они могут целого человека материализовать?
– Невещественные… чего? – Переспросил я. – Я думал, ты имеешь в виду тех городских птичек, которые постоянно летают в дождь. Они вполне вещественные, у нас даже на биологии кто-то доклад про них делал.
– Эти – да, – кивнул Марсен. – Но я про тех, которых в городах больше не увидишь.
– У меня достаточно вопросительный вид?
Марсен смерил меня оценивающим взглядом:
– Ну… разве что с поправкой на una corda.
– Ты объяснишь или нет?
– Лучше покажу. – Он поднялся с земли.
Краем глаза я заметил какое-то движение. Посмотрев в ту сторону, я понял, что прямо на Марсена мчится Эгле. Конечно, он её услышал, но времени ему хватило ровно на то, чтобы развернуться. Отскочить в сторону или хотя бы выставить руки он уже не успел. Так и погибают великие боевые звукомаги.
– Так тебе и надо, – ехидно сказал я. – Будешь знать, как исчезать без предупреждения.
Марсен скорчил мне страшную рожу. Ласково погладил Эгле, обхватившую его обеими руками.
– Извини, так получилось, – тихо сказал он ей. – Я больше не буду. Постараюсь.
– Нет уж, – пробубнила Эгле ему в плечо, – лучше постарайся быть. И где-нибудь неподалёку. Хотя бы иногда. Например, каждый день. Этого вполне достаточно.
Он только вздохнул.
– А мы уже придумали, чем будем заниматься. Идём?
– Идём, – покладисто согласилась Эгле.
– Я не могу, пока ты на мне висишь.
– Ты великий звукомаг. Что-нибудь придумаешь.
– Ты мне подачу кислорода в мозг сократила. Может, отпустишь?
– Нет.
Я только пожал плечами, когда Марсен на меня оглянулся. Мол, сам расхлёбывай.
– Вот так и надо встречать друзей, с которыми неделю не виделся, – назидательно сказал он мне. И обратился к макушке Эгле: – Как ты думаешь, этот вредный человек со мной хотя бы поздоровался? Конечно, нет. Только увидел – тут же начал порицать.
– За что? – Эгле подняла голову, глядя на Марсена снизу вверх. Рук, впрочем, не расцепила.
– За курение, – веско сказал я. – Мы его, значит, слушаем. Практически живём на его голосе. А он, значит, курит. Портит себе голосовой аппарат как может. Мороженое ещё жрёт небось.
– Это так, – без тени раскаяния согласился Марсен. – Жрёт. И что значит «небось»? Мы же втроём штурмовали этот фисташковый айсберг. Ты ещё сначала ныл, что мы не осилим, а потом ещё стрескал больше всех.
– Вот видишь, – сказал я Эгле. – Никаких принципов. Чистое саморазрушение.
– Сим, а ты можешь посмотреть человеку в глаза и запретить ему есть мороженое?
– Не могу, – признался я. – Но я могу посмотреть в глаза звукомагу и запретить ему курить.
– Действительно, – нахмурилась Эгле. – Вдруг он себе дыхалку посадит? Вдруг мы куда-нибудь в горы попрёмся, он где-нибудь остановится, чтобы отдышаться, а мы не заметим и его потом не найдём?
Марсен легонько нажал ей на кончик носа.
– Это что, ещё один аргумент меня не отпускать?
Эгле с энтузиазмом кивнула.
– Выучись варить кофе, – посоветовал я. – Тогда он весь твой. Сможешь призывать его в любой момент.
Они оба посмотрели в мою сторону.
– Кофе – это хорошая мысль, – сказал Марсен.
– Вот у нас и планы на завтра появились, – поддакнула Эгле. Неохотно расцепила руки, выжидательно взглянула на меня: – Ну что? Чего вы там придумали?
Глава 15. Время
Мы очень долго шли. Марсен – впереди, мы с Эгле – позади.
– Куда мы? – Шёпотом спросила Эгле.
Я осмотрелся в очередной раз. Этот район города был мне знаком, только я уже не помнил, оказывался ли я тут когда-нибудь один. Невысокие здания и узкие улицы. Редкие прохожие, в основном, пожилые люди, одежда которых вышла из моды, наверное, полвека назад. Как ни странно, это даже красиво выглядело. Тут всё было как-то… медленнее. Я не увидел ни одного знака ограничения скорости, но автомобили ездили не так быстро, как в центре. Хотя… вот, точно. Теперь всё ясно. Асфальт сменился гранитными булыжниками. Впрочем, люди тоже шли без всякой спешки. Их взгляды скользили по нам с вежливым интересом. Их глаза видели то время, когда вежливость не приравнивалась к лицемерию. Их глаза продолжали видеть это время. И нас в нём.
Так куда же мы идём?
– В прошлое? – предположил я.
Конечно же, Марсен услышал и шёпот Эгле, и мой голос.
– Почти, – не оборачиваясь, сказал он. Судя по интонации, он улыбался. – Здесь заканчивается девятая автобусная линия.
– Но этот маршрут сняли, наверное, вечность назад, – возразил я. – Откуда ты знаешь, что именно здесь?
– Знаю. Потому что знаю, из-за чего убрали девятый маршрут.
– Из-за чего? – Спросила Эгле.
Он приподнял руку над плечом:
– Подождите ещё немного. Сейчас сами всё увидите.
Мы переглянулись. В принципе, мы уже знали, что Марсен фигни не скажет. И если уж ему угодно темнить, значит, так надо.