Ловцы снов

Мы стояли под куполом тополиных ветвей. Со всех сторон нас окружали шёпот и шелест, и тихие мелодии на грани восприятия. Сквозь нас пролетали осенние листья, вспыхивая и сгорая в воздухе, падающие звёзды, кометы и крошечные сверкающие галактики, снег, от которого не было холодно, и дождь, от которого не было мокро.

Я посмотрел вниз и заметил, что на земле кое-где блестят лужицы воды, то ли дождевой, то ли талой. У меня закружилась голова. Мне вдруг показалось, что это я – невещественная сущность, попавшая в реальный мир, где меня не замечают даже снежинки.

– Были, конечно, те, кто видел, – продолжал Марсен. – Те, кто был в своём затакте и вернулся доиграть свою мелодию. Или наполовину овеществлённые мелодии, чья связь с Изначальной Гармонией не прерывалась никогда.

Произнося всё это, он рылся в карманах, и вот наконец вытащил из-за пазухи небольшой хрустальный шарик. Сначала я подумал, что он зачем-то достал сонотиций. Но тут же понял, что ошибаюсь. Этот кристаллик был куда меньше.

– Потом пришлось признать, что Мелодия Духа права, хотя бы отчасти. – Марсен прикрыл глаза и склонил голову набок, словно прислушиваясь. – Не сразу, но зрение к людям вернулось. Вместе со знанием о затактах и настоящей магии. Нас очень затормозили эти триста лет. И кто знает, сколько нам ещё до следующего резонанса? Кто знает, чего мы не видим сейчас? Или не слышим? Или не ощущаем?

Ага.

Получается, без теории Мелодии Духа бесполезна вся музыкальная теория вообще. Без этих странных идей, зачастую остающихся без рационального обоснования, но каким-то непостижимым образом работающих. Иногда. А иногда – нет.

Вот оно. Магия.

– Ты ведь… – Я кашлянул, потому что у меня неожиданно пересохло в горле. – Ты ведь технику тоже имеешь в виду?

О, таинственная улыбка Марсена, как же долго я её не видел. При всём уважении к Марсену – ещё столько же не видел бы.

– Точно.

Он тихо пропел несколько нот, и прозрачный шарик на его ладони вдруг пророс острыми длинными крыльями. А также клювом и хвостом. И всем прочим, что обычно полагается иметь ласточкам. Только эта была словно отлита из тёмного серебра – с узкой светлой полоской под клювом. Птичка взъерошила пёрышки, расправила крылья и взлетела. Покружила рядом с Марсеном и умчалась ввысь.

– Стой-ка… – ошеломлённо сказала Эгле. – Получается, твой сонотиций… тоже?

Марсен сначала посмотрел на неё с недоумением. Но почти тут же понял, что Эгле имеет в виду, и даже рассмеялся:

– Да нет! Нет, конечно. Что за садизм, они всё-таки живые. Но именно благодаря им появились сонотиции, а потом – чиави и плееры. – Он задумчиво посмотрел вверх. – А ведь просто кто-то когда-то написал песню о ласточках, летающих в дождь, и потом никогда её не пел. Разумеется, теперь уже не узнать, кто их создатель, ведь песня осталась беззвучной. А потом о дождевых ласточках узнал создатель сонотиция, Герберт Периар. Он случайно увидел, что с ними происходит, когда они проглатывают капли настоящего дождя. Подобрал хрустальный шарик и услышал, что в нём есть крошечная живая мелодия.

– То есть, чтобы развивать звукомагию, пришлось признать, что в мире есть и невещественные сущности? – Спросил я. – А если есть они, то и без Мелодии Духа не обойтись?

– Приблизительно так, – кивнул Марсен. – Поэтому я и ношу сонотиций. Это что-то вроде символа.

– А почему невещественные сущности больше не живут среди людей?

Марсен развёл руками:

– Стесняются. Видеть-то их видят, но люди им почти всегда не рады. Те невещественные, что раньше населяли Ленхамаари, постепенно мигрировали сюда.

– Поэтому и закрылась девятая линия, – вполголоса сказала Эгле. – Теперь ясно.

Вот оно как. Выходит, я поразительно мало знал о мире, в котором живу.

Хотя, конечно, все эти невероятные теории Мелодии Духа порядком раздражали. Например, то, что они называли материальный мир эхом Изначальной Гармонии. Мало того, что история нашего мира от этого делалась очень странной. Адепты Мелодии Духа говорили, что эхо существует до определённого времени, потом входит в резонанс с Изначальной Гармонией – если все молодцы и хорошо постарались. Тогда произойдёт раздвоение. Эхо, вошедшее в Изначальную Гармонию, начинает звучать по-настоящему и образует уже своё эхо. Ему будет проще достигнуть резонанса с Изначальной Гармонией, чем предшественнику… но вообще, никто не предполагал, чем должна кончиться эта лесенка в небо. И должна ли она кончиться.

Так вот, мало всего этого. Но ведь ещё и для того, чтобы считаться молодцами, надо было творить звукомагию. Я вспомнил сегодняшний разговор на берегу и мысленно себя поправил – не обязательно звукомагию, просто творить. Или… тут нужна ещё одна поправка?

Вот чёрт. Теперь у меня был осмысленный вопрос. Но я не знал, как его сформулировать. Чистые квинты, да что же они там все курили. Я столько раз пытался в этом всём разобраться, но сейчас у меня снова медленно и печально плавился мозг. Вот уж действительно, не нужно быть наркоманом, чтобы знать, почему звукомаги так часто становятся наркоманами. Даже звукомагом можно не быть.