Ловцы снов

– Я это и пытаюсь сделать, – заметил я. – Что мне нужно о нём знать, чтобы хотя бы терпеть его общество?

Кейн задумался, опустив глаза. Постучал ручкой по столу. И медленно произнёс:

– Полагаю, тебе стоит начать с уважения к нему. Например, вспомни, что он – боевой звукомаг, участвовавший в последней войне.

– Да эта война длилась от силы месяца два, – фыркнул я. – Там было-то, может, три небольших столкновения…

– А ты подумай, – серьёзно и спокойно перебил Кейн, – каково было тем, кто в этих столкновениях участвовал. Тем, кто не знал, что их будет всего три. Тем, кто сделал так, что война длилась пару месяцев.

Я честно попытался представить Марсена на фронте. Не получилось. Ни одна песня из тех, что я слышал, не годилась для боя. Ни одно амплуа не вписывалось. Ну, хорошо, допустим, это «наследный принц». Улыбка киноактёра – вроде того, которого мы с Эгле как-то раз видели на рекламном плакате (мы не пошли на этот фильм, Эгле ещё велела мне запомнить, что актёра зовут Джидженс Тхара, и никогда не ходить на его фильмы).

Если эта улыбка пережила войну, то Марсен рисуется мне по-настоящему омерзительным.

Если эта улыбка фальшива, то Марсен – не более чем слабак, желающий понравиться всем сразу.

Я запутался ещё больше. Так или иначе, пока что я не видел никаких причин его уважать. Для этого мне надо было добровольно остаться с ним наедине. А Марсену – перестать быть лапочкой.

Но нет. Он продолжал оставаться лапочкой, даже когда препирался со мной. Хуже того, он всё время творил звукомагию. Свободно, как дышал, пусть это и были какие-то мелочи. Эгле очень радовалась. А меня это, опять же, раздражало.

Кроме того, я всё никак не мог понять, щадит он нас или контролирует. Самое криминальное, что он предложил – сделать воздушного змея. Ну, хорошо, это действительно было весело. У сеньоры Элинор нашлась куча материалов, из которых можно было сделать отличного змея. Она даже помогла нам его разрисовать. Самое криминальное, что он одобрил – предложение Эгле развешать фонарики на флюгерах. В принципе, это можно было сделать с земли, при помощи звукомагии. Но Эгле сделала вид, что совершенно об этом забыла. Крючконосый гад Марсен тоже сделал вид, что совершенно об этом забыл. Зато вспомнил все выходы и лазейки в высоких зданиях с флюгерами. Дня два мы клеили фонарики. И ещё два ранних утра ушло на то, чтобы их развесить (выход ранним утром вызывает меньше вопросов у родителей и гарантирует отсутствие на улицах агрессивных подонков). Да, мы, как придурки, облазили не меньше двадцати крыш. Ну, и потом, конечно же, драпали от рассерженного сторожа. Потому что последний флюгер мы выбрали не где-нибудь, а на крыше университета Ленхамаари. Залезли туда, успешно сбежали, потом зашли к Эгле за змеем и поехали на набережную. Не могу сказать, что это был плохой день. Только вот фонарики мы пока не зажгли. Конечно, предполагалось, что мы вернёмся ночью. Но…

Но я не верил, что это хоть сколько-нибудь реально. И я, и Эгле отлично помнили, кто и в каких количествах бродит по городу. Марсен тоже об этом знал. Так что лично я подозревал, что вечером найдётся какая-нибудь причина не ходить и не зажигать фонарики.

Взрослые всегда так делают.

Поэтому, когда мы провожали Эгле домой, настроение у меня начало потихоньку портиться.

– Почему ты лазил с нами по крышам? – Спросил я.

Марсен легкомысленно пожал плечами:

– Потому что это было весело. Разве нет?

– Это было опасно, – возразил я. – Разве ты не должен за нами присматривать?

– А я присматривал, – безмятежно отозвался Марсен. – Ведь с вами ничего плохого не случилось?

– В этот раз – нет. Но ты же за нас вроде как отвечаешь. Тебе полагается пресекать такие идеи в корне. Учить нас радоваться тому, что у нас есть, и всё такое.

Марсен прищурился, глядя вдаль. На секунду даже показалось, что мне всё-таки удалось его достать. Эгле, тревожно переводившая взгляд с меня на Марсена, подтвердила мои надежды.

– Опасность споткнуться и разбить нос не означает того, что всегда нужно смотреть только под ноги, – ответил Марсен после небольшой паузы.

– О, – глубокомысленно сказал я, – так ты поэтому крючконосый?

– Я таким родился, дурашка, – досадливо ответил Марсен. – И, слушай, сколько можно? Ещё одна шутка про мой нос – и я наколдую тебе такой же.

– Понял, – серьёзно кивнул я. – Запомню.

– Молодец.

– Считай, уже запомнил.

– Я в тебе не сомневался.

– Зарубил себе на носу.

– Отлично. Готовься, сейчас на втором рубить будешь.

– На каком ещё втором? – Слегка опешил я.

– Который я тебе сейчас наколдую, – зловеще пояснил Марсен. – Я же не сказал, что сделаю твой нос крючковатым, я обещал тебе такой наколдовать.

Эгле рассмеялась – с видимым облегчением. На самом деле, после первой же моей фразы я пожалел, что вообще взялся ковырять Марсена. Сейчас я особенно чётко осознал, что зря всё это затеял. Поэтому даже не просто заткнулся, а пробормотал перед этим:

– Проклятый кофейный демон…

Я знал, Эгле порадуется.

И не ошибся.

– Кстати, – встрепенулась она. – Почему ты сказал, что ты – кофейный демон?