Ловцы снов

Перед ответом Марсен одарил Эгле своей фирменной таинственной улыбкой.

– На самом деле, никто точно не знает, кто я, – сказал Марсен. – Кофейный демон – это единственная версия, у которой есть доказательства, только и всего.

Эгле нуждалась в доказательствах. А её вопросительный взгляд способен заставить любого скрытного зануду выложить всё что угодно.

Марсен скрытным занудой не был. Хотя я бы предпочёл, чтоб был. По крайней мере, иногда.

– Знаешь, кто занимается ежедневным подтверждением мифа о дятлах и певчих птицах? – Марсен махнул рукой вдоль дома, весь первый этаж которого занимали крошечные забегаловки. Штук пять, не меньше. Удивительно, что они не разорялись на таком мизерном расстоянии друг от друга.

На мой взгляд, засилие ларьков «кофе на вынос» убивало двух зайцев – красоту зданий Ленхамаари и очарование кофе на вынос. Впрочем, если хоть раз в день их клиенты будут поливать Марсена кофе, чаем и горячим шоколадом, я не против.

– Не знаю, – пожала плечами Эгле. – Вообще-то, тут все шумят.

– Согласен, – кивнул Марсен. – Но постоянно чем-нибудь стучат всего… – он прищурился, считая забегаловки, – раз, два, три… пятеро. Бариста. В сумме получается занимательный ритмический рисунок, особенно когда кто-то из нас, кофейных демонов, что-то поёт поблизости.

– Не верю, – хмыкнул я. И вызывающе посмотрел на него, когда он повернулся в мою сторону.

– Не бери меня на слабо, – угрожающе предупредил Марсен.

– А ты не бахвалься, – зевнул я. – Хотя… складно врать не каждый может, это верно. Наверное, после такой сказочки не стоит требовать подтверждений. Ограничимся сказочкой.

– Мелкий прав, – признал Марсен, обращаясь к Эгле, – складно врать не каждый может, у меня вот не получается. Мне вообще нельзя ничего ляпнуть невпопад, тут же приходится отвечать за всё, что я говорю. Эгле, тебе не трудно проверить, во всех ли кофейнях открыты двери?

Кивнув, Эгле умчалась. Мы остались стоять в начале спуска, глядя ей вслед. Я думал о том, какой страшный человек Марсен. Эгле сама по себе не склонна носиться сломя голову. Когда мы вдвоём, она и вовсе едва-едва переставляет ноги, почти как я. Какой же должен быть реактор внутри Марсена, чтобы заставить её так скакать, пусть даже совсем рядом нахожусь я?

И самое интересное – не сожжёт ли однажды этот реактор меня?

Пока я размышлял, Эгле вернулась и доложила, что у всех забегаловок, кроме одной, двери нараспашку.

– Хорошо-о… – протянул Марсен, вытаскивая руки из карманов и расправляя плечи. – Следите за ритмом.

Следить надо было действительно только за ритмом. Мелодия почти не читалась. Был странный и чёткий ритмический рисунок в строчках, которые Марсен произносил нараспев, неожиданно высоким и резким голосом. Я прислушался. Это была не кэлинга и не алинга. Слова походили на звукоподражания языка Восточного берега, но вряд ли были ими.

Серое небо словно потемнело ещё больше. Перегоняя нас, по улице к перекрёстку скатился сильный порыв ветра, взъерошивший деревья. Честно говоря, когда я заподозрил, что это всё творит Марсен, мне стало жутковато.

Последний шагал вдоль дома, подняв голову и бросая облакам свои чаячьи заклинания. Его шаги отмеряли сильные и слабые доли, но в сторону открытых дверей он не смотрел. По-настоящему страшно мне сделалось, когда я услышал перестук.

Клянусь, они все застучали. Я бы очень хотел, чтобы это было не так, но они стучали. Одна открытая дверь, другая, третья. Все сопровождали наш путь «занимательным ритмическим рисунком». Можно было бы, конечно, сказать, что это просто совпадение, из вредности подняться и спуститься ещё раз, найти «дятла», который бы выбивался из ритма, но мне не хотелось этого делать. У меня было стойкое ощущение, что «дятла» я не найду, и тогда мне совсем поплохеет.

И мне, конечно, поплохело. Потому что я понял одну вещь – «дятлы» тут совершенно ни при чём. Из четвёртой кофейни, когда мы двигались мимо, вышла девушка. Она слишком сильно толкнула дверь, та распахнулась с громким стуком… попав точно в сильную долю. Собрав всю свою смелость, я прислушался к звукам улицы. Так и есть. Они звучали аккомпанементом голосу Марсена.

Это было ужасно.

Впрочем, Эгле очень понравилось.

– Продолжать? – спросил Марсен у неё, когда мы миновали спуск.

Эгле сморщила нос и помотала головой:

– Ты погоду портишь. Можно сделать обратно?

– Конечно, – легко согласился Марсен. – Сделай.

Разумеется, это была всего лишь очередная дурацкая шуточка. Но Эгле серьёзно кивнула, точно Марсен на самом деле уполномочил её менять погоду. Как будто он отдавал ей не небо, а сочинение на проверку. Ей не понравился там какой-нибудь деепричастный оборот, и вот она просит разрешения перестроить фразу.

Эгле посмотрела на тёмные тучи, вытянула вверх руку с поднятым указательным пальцем – будто прицеливалась. Пропела строчку на кэлинге, что-то насчёт грома и молний, которые очень-очень пугают. Я даже вспомнил, что слышал эту песню, она была у Эгле в плеере – тогда, в автобусе.