Ловцы снов

Только вот я все эти дни постоянно на него натыкался. Не знаю, как он вёл себя на Западном архипелаге, но здесь он натурально от счастья сиял. Он был несокрушимо, бесстрашно счастлив. Как будто это счастье никто не мог прервать и испортить. Как будто его никто никогда не бил, не говорил ему гадостей, будто он в жизни не видел ни одной мёртвой птицы, ни одного нищего старика.

Как будто бы смерти не было.

Может, я и скотина, но, видимо, не самая последняя. Я не могу лишить человека того, что всегда хотел получить сам и никогда не получу.

Противоречие было невыносимо. И снова всколыхнулась обида, которую я впервые почувствовал тогда, в больничной палате.

– Да я понятия не имею, как всё исправить, – с отчаянием сказал я. – Ты уже понял, я тебя терпеть не могу, но ты почему-то нравишься Эгле. Я сказал ей то, чего не должен был говорить вообще никогда. Я не знаю, что делать. Нет, конечно, я должен для начала извиниться, но как? Я же не могу заявиться к ней домой? А если и заявиться, вдруг я её не застану? Или дежурить у Кейна? Она же тогда вообще больше меня видеть не захочет.

Марсен внимательно посмотрел на меня. «Больной, нет?» – читалось в его взгляде. Ну, то есть, он очевидно не сомневался, что больной. Только к una corda эта болезнь не имела никакого отношения.

– Эти проблемы, – вкрадчиво начал он, – решаются очень просто. Даже почти без звукомагии. Пойдём, я тебе покажу.

Я мрачно пожал плечами, но покорно последовал за ним. Мне ничего другого и не оставалось.

Было стыдно. Стоило маяться несколько дней, чтобы взять и вывалить свои проблемы на единственного человека, которого мне с первого взгляда захотелось удушить своими руками.

Марсен, тем временем, свернул в тихий дворик, порылся в кармане.

– Смотри, – сказал он.

В руке у него был сонотиций. Прозрачный. Я посмотрел на него с недоумением. Марсен улыбнулся своей таинственной улыбкой, которая так меня бесила, и тихо пропел несколько нот.

Шарик засветился.

Обалдеть. Вместо того, чтобы пользоваться чиави, как все нормальные люди, Марсен таскал с собой сонотиций. Нет, серьёзно, он разговаривал по сонотицию. Как триста лет назад.

А потом до меня ещё и дошло, что он собирается делать.

Я предполагал, что люди бывают скотинами, но этот тип превосходил все мои представления о человеческой гнусности.

– Берёшь… – Этот злодей знал номер Эгле! – …И звонишь.

– Не-е-ет, нет, нет, нет, – запротестовал я. – Ни за что на свете.

– В смысле – нет? – Угрожающе спросил Марсен. – Я просил тебя рассказать, в чём проблема. Ты рассказал. Вот решение.

– Но… не так же!

– Так – или никак. Наверное, ты предпочёл бы, чтобы я использовал на ней запрещённую магию Мелодии Духа и заставил её забыть ваш разговор. Или чтобы я использовал то же самое на тебе и вложил в твою голову правильные слова. Но я не могу этого сделать, и проблема вовсе не в том, что это противозаконно. Эгле заслуживает того, чтобы с ней мириться. А ты должен попросить прощения. Сам.

– Я не буду. Я… я не могу.

– Тебе плевать на неё?

– Слушай, ты..!

– Если да, то почему же тебе так паршиво? Если нет, то ты готов выкинуть из своей жизни лучшего друга только потому, что приехал какой-то крючконосый и всё испортил?

Я молчал, оглушённый его напором.

– Просто возьми чёртов сонотиций. – Марсен сунул прозрачный шарик мне прямо под нос. – Бери, или я запихаю его тебе за шиворот.

– Нет!

– За шиворот, Сим.

– Алло, – раздался в пространстве голос Эгле.

Я подпрыгнул от неожиданности, дико озираясь. Честное слово, как какой-то пещерный человек, при котором впервые творили звукомагию. Только через несколько секунд до меня дошло, что Марсен ретранслировал ответ Эгле.

Он многозначительно шевельнул бровями и беззвучно повторил: «За шиворот».

Я взял сонотиций. Зажмурился. И твёрдо сказал:

– Да.

– Что – да? – Спокойно спросила Эгле. Кажется, она узнала мой голос и ничуть не удивилась.

– Ответ на твой вопрос. Хочу ли я ещё с тобой разговаривать. Да.

– Я не так спрашивала, – всё тем же ровным голосом возразила Эгле.

– На предыдущий вопрос у меня тоже есть ответ, – поспешно сказал я. – Просто…

Я бросил взгляд на Марсена. По его лицу было невозможно понять, о чём он сейчас думает. Я даже не знал, слышит ли он сейчас ответы Эгле. Да как-то… как-то это стало уже и неважно. Не знаю, как и почему, но меня будто подхватил и понёс поток. Как будто раньше я обманывал сам себя, отвлекал собственное внимание – как тогда, когда пытался выкинуть песню из головы. А сейчас меня застали врасплох, и я больше не мог притворяться.