Читаем Lost structure полностью

графическим изображением. Именно потому, что из множества обстоятельств и характеристик

восприятия мы отбираем какие-то определенные различительные признаки, эта редукция или

схематизация имеет место почти во всех иконических знаках, но становится особенно явной, когда

мы сталкиваемся с какими-то стереотипами, с эмблемами, с геральдикой Силуэт бегущего мальчи -

ка с книжкой под мышкой в качестве дорожного знака до недавнего времени указывал на близость

школы и был иконическим знаком школьника. Но мы продолжали видеть в этом изображении

школьника и тогда, когда дети уже не носили ни беретов как у моряков, ни коротких штанишек, нарисованных на дорожном знаке. Мы каждый день видели десятки школьников на улицах, но по

логике иконических знаков продолжали представлять себе школьника мальчиком в беретике и в

штанишках до колен. Конечно, здесь мы имеем случай неосознаваемой иконографической

конвенции, зато в других случаях привычное иконическое изображение навязывается нам как

своего рода автоматизированный рефлекс, и тогда мы начинаем видеть вещи через их

стереотипизированные изображения, которые нам с некоторых пор их заместили

В книге Гомбриха приводятся запоминающиеся примеры такой склонности от Виллара де

Оннекура, архитектора и рисовальщика XIII века, который утверждал, что он рисует своих львов с

натуры, но изображал их согласно самым общепринятым требованиям геральдики того времени

(его восприятие льва обуславливалось установившимся иконическим кодом, равным образом

усвоенный набор изобразительных приемов не позволял ему передать свое восприятие льва как-то

иначе, причем сам он, вероятно, настолько свыкся с ними, что ничего другого и вообразить себе не

мог), до Дюрера, изобразившего носорога с чешуйчатым панцырем, и этот носорог еще не менее

двух столетий оставался образцом правильного изображения носорога, воспроизводясь в книгах

путешественников и зоологов (которые видели настоящих носорогов, прекрасно знали, что у них

нет никаких чешуек, но не отваживались передавать шершавость его кожи иначе, чем, изображая

чешуйки, потому что понимали, что в глазах широкой публики только такие графические

конвенции означают "носорога") .

11 Gombrich, сit , cfr capitolo 2, "Venta e formula stereotipa"

133

Но правда и то, что Дюрер и его подражатели пытались как-то передать некоторые впечатления от

www.koob.ru

шкуры носорога, которые незаметны, например, на фотографии. Конечно, в книге Гомбриха рису-

нок Дюрера смотрится забавно рядом с фотографией настоящего носорога, кожа которого кажется

почти гладкой, но мы знаем, что, если к ней присмотреться поближе, можно обнаружить

прихотливый узор бугорков, складок и морщинок (и то же самое с человеческой кожей), и похоже

на то, что Дюрер просто преувеличил и стилизовал то, что было в натуре, на что неспособна та же

фотография, чей условный язык фиксирует только крупные массы, сглаживая неровности и

различая большие поверхности с помощью тона.

II.9. И коль скоро мы постоянно сталкиваемся с кодировкой, стоило бы присмотреться к тому, что

представляет собой так называемая экспрессивность в рисунке. Забавный эксперимент, посвященный способам передачи выражения лица в комиксах 12, принес неожиданные результаты.

Было принято считать, что в комиксах (речь прежде всего идет о персонажах Уолта Диснея или

Джаковитти) достоверность приносится в жертву выразительности и что эта выразительность так

непосредственна, что дети лучше, чем взрослые, схватывают состояния радости, ужаса, голода, гнева, веселья и т. д., благодаря некоему природному дару сочувствования. Однако, эксперимент

показал, что способность разбираться в выражениях лица увеличивается с возрастом и по мере

интеллектуального созревания, тогда как у маленьких ее еще мало. И это говорит о том, что и в

этом случае, как в прочих, способность распознавать выражение ужаса или жадности зависит от

определенной системы ожиданий, от культурного кода, на который, несомненно, наслаиваются

коды выразительности, разработанные в других сферах изобразительного искусства. Другими

словами, если бы исследования были продолжены, нам бы, возможно, довелось узнать, что какие-

то приемы изображения комического или гротескного опираются на опыт и традиции, восходящие

к экспрессионистам, к Гойе, Домье, к карикатуристам XIX века, Брейгелю и даже к комическим

сценам греческой вазовой росписи.

И то, что смысл иконического знака, не всегда так отчетлив, как думают, подтверждается тем, что

в большинстве случаев его сопровождает подпись, даже будучи узнаваемым иконический знак

может толковаться неоднозначно, он чаще выражает общее, чем единичное

12 Fabio Canziani, Sulla comprensione di alcuni elementi del linguaggio fumettistico in soggetti tra i sei e i dieci anni, in "Ikon", settembre 1965

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки