Читаем Lost structure полностью

В этом плане более перспективной представляется другая кодификация, а именно предложение

Итало Гамберини выделять в архитектуре некие "конститутивные знаки", своеобразные матрицы

организации внутреннего пространства.

Эти знаки, согласно классификации Гамберини 26 , бывают: 1) знаками планиметрической

детерминации (задающие нижний горизон-

26 Italo Gamberini, "Gli elementi dell'architettura come parole del linguaggio architettonico", Introduzione al primo corso di elementi di architettura, Coppini, 1959, Per una analisi degli elementi di architettura, Editrice Universitaria, 1953, Analisi degli elementi costitutivi dell'architettura, Coppini, 1961 См изложение этой позиции Кенигом op cit., глава V О флорентийской школе и ее внимании к проблемам семантики см Dorfles, Simbolo, cit., ρ 175—

176 О других исследованиях флорентийской группы Кениг об опытах Пьерлуиджи Спадолини (ор. cit. p. 111), а также Spadolini, Dispense del corso di progettazione artistica per industrie, Firenze, 1960 Под редакцией Итало

Гамберини n. 8—9 "Quaderni dell'istituto de elementi diarchitettura e rilievo dei monumenti della Facoltà di Architettura di Firenze", содержащие статьи Гамберини, Ч. Луччи и Дж.Л. Джанелли по проблемам

архитектурной семантики

240

тальный предел архитектурному объему); 2) знаками соединения элементов планиметрической

детерминации различных уровней, они могут означать как континуальные, так и дискретные —

ступеньки лестницы — соединительные элементы; 3) знаками бокового сдерживания (лишенные

нагрузки элементы — неподвижные или мобильные — а также несущие конструкции), 4) знаками

сопряжения элементов бокового сдерживания; 5) знаками покрытия (с опорой и без нее); 6) знаками автономных опор (вертикальных, горизонтальных, наклонных); 7) знаками

квалификативной акцентуации и т. д.

Несомненно, подобная кодификация, более открытая реальности, выгодно отличается от прежних

риторико-типологических классификаций своей гибкостью. Эти знаки можно считать элементами

второго членения, выделяемыми в соответствии с их дифференциальной и позициональной

значимостью и лишенными собственных значений, но способствующими формированию таковых.

Однако некоторые из этих знаков обозначают функции и, следовательно, могут быть поняты как

элементы первого членения

Еще более открытой и гибкой была бы кодификация, основанная на чисто математической

комбинаторике, изучаемой метадизайном 27, который решительно не интересуется тем, что именно

проектируется, но только созданием порождающих матриц, могущих составить основу всякого

проектирования, созданием условий для проектирования, максимально открытого вариативности

первичных и вторичных функций. Тем не менее, и в этом случае мы имели бы дело с кодом, принадлежащим не только архитектуре, хотя бы и чрезвычайно полезным для целей собственно

архитектурных.

Возвращаясь к конститутивным знакам архитектуры и признавая за ними свободу артикуляции, независимость от риторических предписаний и заблаговременно уготованных решений, укажем на

www.koob.ru

то, что вопрос — встающий перед архитектором не как производителем означающих, опирающимся на код, подобный предложенному выше, но как разработчиком значений, денотируемых и коннотируемых создаваемыми им означающими формами, — вопрос о том, какими правилами следует руководствоваться, соединяя эти конститутивные знаки, остается

открытым. Если он откажется от правил, которые ему предлагают традиционные риторические

лексикоды, на какие новые павила ему опираться? Если считать конститутивные знаки словами, 27 Andries van Onck, Metadesign, in "Edilizia Moderna", n 85

241

то складывается парадоксальная ситуация, при которой архитектор, располагая парадигмой, не

знает, как привязать ее к оси синтагматики. Имеется некий словарь и, стало быть, логика, но

грамматику и синтаксис надо еще создать. И очень похоже на то, что архитектура сама по себе не

в состоянии снабдить его искомыми правилами.

Не остается, следовательно, ничего другого, как заключить: архитектура исходит из наличных

архитектурных кодов, но в действительности опирается на другие коды, не являющиеся

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки