Эндрю Г. приехал той осенью, чтобы приложить все силы, как никогда раньше, и вскоре шокировал близких и самого себя, попав в список деканов, но при этом изо всех сил старался не скучать по своей берлоге и тем, кто обитал и баюкал его там. Известно, что он тоскливо слонялся без дела, если только не представлялась возможность проявить привычное чудаковатое высокомерие. Часто он приходил на занятия с опозданием и вновь проявлял свою склонность снимать слой за слоем одежду, не желая быть смешным, и наслаждался смешками, которые это вызывало, притворяясь обиженным, иногда вызывая мокроту в слезных каналах, что было вопросом искусной практики и концентрации. "Энди был чрезвычайно застенчив, мало разговаривал, был своего рода одиночкой", - говорит преподаватель Дон Эриксон, который видел, как в нем периодически проскакивали искорки. "Он расцвел только на курсах по постановке спектаклей. А вот на продюсерских курсах он расцветал, когда ему приходилось отвечать за то, что он делал перед камерой и за ней. Ему всегда было лучше, когда дело касалось его самого".
Глория Эйкр, ученица двенадцатого класса школы Great Neck North, в октябре того года приехала на длинные выходные в Бостон к своему коллеге. Он снял хороший номер в отеле, чтобы быть как бы в мире. Они резвились, пили вино, употребляли дурь, занимались друг с другом сексом; где-то здесь, как она позже подсчитала, сперматозоид нашел яйцеклетку. Счастливо воссоединившись, совершенно не подозревая о том, что их ждет, они катались на такси по городу, создавая жаворонков - по его указанию, для пользы водителя, она стала его холодной, бессердечной любовницей, сказала, что не бросит своего жестокого мужа ради него; он гладил ее, рыдал и умилялся. "Ты не стоишь моего времени", - сказала она ему. Таксист отругал ее за это и сказал: "Леди, вы не знаете, как вам хорошо. Очевидно, что этот парень действительно заботится о вас". Таксист сказал ему: "Приятель, я понимаю. Я уже встречал таких женщин". Энди был в восторге, они смеялись, он рассказывал о своих мечтах и страхах, а она слушала и верила. "Он хотел сделать себе имя. Он просто знал, что ему суждена какая-то слава. Он знал, чего не хочет, - оказаться в сточной канаве, как человек с улицы. Это был постоянный страх". Она уехала домой, они продолжали общаться, не срочно, не зависимо, просто мило.
Теперь он был усат, и усы крыльями расходились по всему лицу и прилегали к большим элвисовским бакенбардам, которые питали бессистемную бороду, а волосы на голове представляли собой растрепанный куст беспорядка; он выглядел как сброд, как профессионал военного протеста, хотя ничего не протестовал, не испытывал никаких чувств по поводу политических волнений, не имел никаких представлений об общественном сознании. Он дрейфовал мимо вопящих сидячих забастовок, мимо пикетов, несущих мир и любовь (похоже, они были очень расстроены) из Бостонского университета, из его собственной школы, из Гарварда и повсюду вокруг него - мир визжал от радикальных идей, разрывался в клочья и оцепеневал в облаках конопли или чего похуже, и, вместо того чтобы подпевать хором, он занимался исключительно самосозерцанием. Он чувствовал тревогу, сам не зная почему, ощущая тени разрушения, угрожающие большим целям, которые он не мог допустить, чтобы они оказались под угрозой. В гости приехали сотрудники F Troop, и они с Гленом Барретом ликующе притворились, что выбивают друг из друга дерьмо в общественных местах, а потом все набросились на них перед забегаловкой на другом конце города и действительно выбили дерьмо из них. "Полагаю, это был их бар, и этим парням просто не понравилось, как мы выглядим", - говорит Барретт. "Меня сильно ударили в глаз, а из другого глаза я увидел, как Энди держат двое парней, а другой парень начинает его бить. Энди очень спокойно говорил: "О! Нет, нет. Я постригусь завтра, обещаю". Как будто он спокойно рассуждал с гребаными варварами. Он просто был Энди". В Уолденском пруду они все, кроме Энди, который пытался удержать остальных от того, чтобы они не сбились с пути, не наехали на встречный транспорт и не утонули. Вскоре после этого в квартире Питера Вассинга, который учился в Бостонском университете, он выкурил косяк и сказал, что это будет его последний косяк в жизни, и это действительно было так.
"Это был последний раз, когда он принимал наркотики", - говорит Вассинг.
[эм, о]