Что было дальше, подробно рассказывать не буду, потому что эта история и так уже навязла у меня на зубах. Как-то я угостил кружкой пива одного грамотея и, между прочим, рассказал ему, как тогда дело было, а он, грамотей то есть, должно быть, в благодарность за угощение, сочинил из моей истории песню, которая возьми да и придись по вкусу девонширцам, да так, что ее там по сию пору знает и стар, и млад. Скажу только, что детина и впрямь оказался таким, каким его описывали, способным устрашить любого. Полагаясь на свой опыт и проворство, я все же решил попробовать уложить его на лопатки, но когда я обхватил его руками, мне показалось, что у этого человека нет костей: я смял его тело, словно тесто! Я поспешил закончить поединок как можно быстрее, чтобы и впрямь не искалечить соперника. Парень покорно лег на спину и улыбнулся мне, а я, аккуратно прижав его к земле, попросил у него прощения.
Пустячное это событие наделало, однако, шума, и моя известность возросла, хотя такая победа, согласитесь, никакого удовольствия доставить не могла. Если уж бороться, то бороться по-настоящему и с настоящим борцом, а не с... — не при том парне будь сказано, - ...а не с огородным пугалом. Как бы там ни было, я получил свою причитаемую сотню фунтов и решил все до последнего пенни потратить на подарки матушке и Лорне. (Что до Анни, она к тому времени уже была замужем и жила своим домом.)
Итак, побывав в Корнуолле, я проделал путь от Оукхемптона до Орского прихода пешком, чтобы на этом сэкономить хоть немного денег для своей будущей свадьбы, состояния Лорны я решил не касаться: мало оно или велико - но не мое.
Когда я добрался до дома, матушка встретила меня на кухне. Она была так рада тому, что я вернулся жив и здоров, что даже не спросила меня о деньгах. Лиззи также была со мной мягче и добрее обычного, особенно после того, как я отсыпал ей в миску для пудинга пригоршню золотых гиней. Но по тому, что матушка и Лиззи нет-нет да и поглядывали на меня, отводя глаза в сторону всякий раз, когда я устремлял на них вопросительный взгляд, к понял, что в доме что-то неладно.
— Где Лорна? — спросил я, наконец. Видит Бог, и всячески оттягивал этот вопрос, словно бы предчувствуя, что ответ не сулит мне ничего хорошего. — Я бы хотел, чтобы она пришла и полюбовалась на мои денежки. Прежде она сроду не видывала их столько сразу.
— Увы! — промолвила матушка, тяжело вздохнув. - Она увидит их куда больше, чем ей понадобится для нормальной жизни. Встретишься ты теперь с ней или нет, отныне это будет зависеть только от ее воли, Джон.
— Что все это значит? Вы что, поссорились? Почему Лорна не вышла ко мне? Да говорите же, не томите!
— Полно, Джон, не будь таким нетерпеливым, — урезонила меня матушка, и тон ее был совершенно спокойным, потому что в глубине души она всегда втайне ревновала меня к Лорне. — Не будь меня дома, к примеру, целую неделю, ты бы, небось, дождался меня, не бросаясь из угла в угол, ведь так, Джон? А ведь матушка - твой лучший друг, сынок. Разве кто-нибудь может занять ее место? — При этих словах матушка отвернулась и заплакала.
Эти туманные намеки совершенно вывели меня ни себя.
— Послушай, Лиззи, — сказал я, — в тебе еще сохранилась капля разума. Скажи, где сейчас Лорна?
— Леди Лорна Дугал, — надменно отчеканила Лиззи,— изволила отбыть в Лондон, братец Джон, и назад, похоже, уже не вернется. Так что нам теперь следует привыкать жить без нее.
— Ах ты, маленькая... — воскликнул я, а как именно я обругал свою зловредную сестрицу, повторить не решусь, ибо слишком уважаю своих читателей, чтобы оскорблять их слух столь низкими выражениями. — Лорна, моя Лорна — уехала! И даже не попрощалась со мной! Я знаю, это ваша злоба вынудила ее уехать.
— Ну да, много ты знаешь,— возразила Лиззи. — Какой смысл нам, людям низкого сословия, любить или ненавидеть тех, кто стоит над нами так высоко? Леди Лорна Дугал уехала потому, что не могла не уехать, и слезы при этом она лила так, что способна была разбить с десяток сердец, — если сердца вообще разбиваются, Джон.
— Лиззи, миленькая, хорошенькая,— взмолился я, пропуская ее колкости мимо ушей, — расскажи мне, как все было и что сказала Лорна — каждое словечко!
- Это не займет много времени, — холодно отозвалась Лиззи, — Леди беседовала в основном с матушкой и с Гвенни Карфекс. Но поскольку Гвенни уехала с ней, постольку, увы, братец... Однако леди оставила письмо для «бедного Джона»,— так она назвала тебя из сострадания, Господи, как она была прекрасна в том платье, что привезли для нее специально из Лондона!
- Где письмо, лиса?
- Письмо на маленьком шкафчике, что стоит в изголовье постели леди Лорны, в том самом шкафчике, где она имела обыкновение хранить украденное ожерелье.
Ни слова не говоря, я бросился в комнату Лорны. Половицы жалобно затрещали у меня под ногами.