Лорна Дун

— Вот тебе! — воскликнул дядюшка, пнув в сердцах бессловесный камень.— Ну, родственничек, настал твой час. Про тебя, Джон, всякое говорят, так что покажи, ни что ты способен. Возьми самый большой молот и расколи это чудовище надвое. Мы уже бьемся над ним две недели и все без толку. Все наши пытались и так, и эдак, — ничего не получается.

— Сделаю все, что смогу,— сказал я, снимая куртку и жилет, словно собираясь с кем-то бороться. — Но, боюсь, этот камешек и мне не по силам.

— Конечно, не по силам,— поддержал меня Карфекс. — Здесь нужен непременно корнуоллец, причем здоровенный корнуоллец, а не такой коротышка, как я. Не родился еще за пределами Корнуолла человек, способ­ный расколоть этот валун.

— Ну как же, как же! — насмешливо отозвался я, — Имел я дело с вашими корнуолльцами, потому что не раз клал их на обе лопатки. Ладно, не будем спорить об этом, — здесь не время и не место. Однако, давайте дого­воримся: если я разобью камень, то и мне достанется ка­кая-то часть золота, что таится внутри него.

— Ты что, думаешь, золото выпадет, как зернышко из ореха, глупец? — рассердился дядюшка.- Расколешь ты камень или нет, черт побери! Я начинаю думать, что нет, хотя ты и из Сомерсета.

По тому, как он взглянул при этом на Карфекса, и почувствовал, как дядюшка Бен гордится своим графст­вом и как он будет разочарован, если с камнем у меня ничего не получится. Поэтому, недолго думая, я схватил молот, забросил его как можно дальше за спину, а потом изо всей силы ударил им о середину валуна. Эхо прокатилось по всем галереям, так что все горняки сбежались к нам посмотреть, что происходит. Карфекс, однако, только усмехнулся: камень по-прежнему лежал, целехонек. Дядюшка Бен не находил себе места от злости, а горняки-корнуолльцы, стоявшие вокруг, скалили зубы, не скрывая своего торжества.

— Инструмент слишком легкий, — сказал я, озираясь по сторонам. — Эй, кто-нибудь, принесите кусок крепкой веревки!

Затем я взял два самых тяжелых молота и привязал их к третьему, которым только что размахивал, в расчете на то, что это усилит удар. Скрепив крепко-накрепко все три молота между собой, я подмигнул дядюшке Бену и покрутил сдвоенный молот над головой, чтобы выяснить, смогу ли я с ним управиться. И хотя я не был земляком большинства присутствовавших, честные парни по достоинству оценили мою силу, приветствуя меня одобритель­ными криками. Всем хотелось посмотреть, чем закончится единоборство между мною и этим, как выразился один из горняков, «бесстыжим каменюкой».

И снова я вскинул молот над головой, и снова откинул его далеко назад. Сокрушительный удар потряс гранитную плоть валуна, и на этот раз камень не выдержал. Он рас­кололся надвое, и на его изломе заиграли искорки золота.

 — Ну, что теперь скажешь, Саймон Карфекс? — ликуя, спросил дядюшка.— Попробуй, найди в Корнуолле хоть одного, кто способен на такую штуку!

— Найду и поболе, — не полез за словом в карман Карфекс, — однако для парня, который родился за пределами Корнуолла, это совсем неплохо.

Я не стал вмешиваться в эту извечную распрю. Я был просто рад, что покорил гранитную громадину, слишком тяжелую, чтобы тащить ее по галереям, и слишком твердую, чтобы разбить ее обычным способом. Между тем горняки живо убрали камень, унеся его половинки одну за другой.

 — Ты сослужил нам добрую службу, парень, — сказал дядюшка Бен, подождав, пока все разойдутся. — А сейчас я тебе открою самую что ни на есть тайную тайну. Но в действии я покажу тебе эту штуковину только один раз, потому что в это время суток она не должна подавать голос.

Все, что он сказал, было выше моего понимания, и я молча последовал за дядюшкой, желая только одного: по­скорее выбраться из этой преисподней. А дядюшка между тем провел меня по узким переходам в подземный зал, и здесь, у подножья вертикального шахтного ствола, передо мной предстало совершенно невообразимое сооружение, напоминавшее с виду большую кофемолку, какую я когда-то видел в Лондоне, но только в тысячу раз больше.

 — Скажи, чтобы загрузили машину,— велел дядюшка Бен Саймону Карфексу, — да покрутили бы колесо. Пусть Джон посмотрит и, может, что-нибудь в этом поймет.

— В такое время дня! — сокрушенно развел руками Саймон Карфекс, — Стоило ли ради этого осторожничать все это время!

Однако он подчинился дядюшке и засыпал верх машины кусками горной породы. Затем дюжина мужчин нава­лилась на колесо и сдвинула его с места. И сразу же раз­дался такой ужасный шум, что я, зажав уши, бросился к шахтному стволу.

— Довольно, довольно! — закричал дядюшка, когда я почти оглох. — Мы размололи валун, что ты разбил. Ко­нечно, о том, что ты видел, Джон, никому ни слова, но с нынешнего дня ты не будешь бояться шума, который мы устраиваем после захода солнца.

 Что и говорить, хитро было задумано: если уж невозможно было заглушить ужасное эхо, ему давали возмож­ность свободно вырываться через шахтный ствол, запус­кая камнедробилку ближе к ночи, когда душераздирающие звуки, устрашая окрестности, отбивали у местных жителей всякое любопытство к этим диким местам.